Гавряев Витальевич - Просто Иван

И почти сразу по врагу открыли огонь замаскированные в леске сорокапятки. Настя как раз закончила перевязку очередного раненого и осторожно выглянула из окопа. Советские артиллеристы с первых же выстрелов заставили замолчать немецкие пушки - одна из них потеряв от взрыва колесо, лежала на боку. Расчёты других залегли: боясь даже поднять голову. Но вместо них, по русским позициям заработали пулемёты лёгких танкеток.

- Вжик, вжик, фью-ють... - Мерзко засвистели пули густо заполнив собой всё пространство.

- Вжик, бам. - Пуля пролетевшая справа от Анастасии, со звоном ударилась обо что-то железное.

Повернувшись на звук, Смирнова увидела, как по задней стене траншеи медленно, беспомощно сползал молодой солдатик. Его лицо было спокойно безмятежное - не выражало даже удивления. А на каске - рядом с большой нарисованной красной краской звездой виднелась небольшая дырочка. Ринувшись к нему, и склонившись над ним, Настя поняла, что бойцу уже ничем не поможешь и ей осталось только закрыть его глаза: всё ещё продолжавшие бесстрастно и незряче смотреть на этот мир. Неистовая мольба о помощи отвлекла девушку от ненужных мыслей и она без остатка растворилась в исполнении своих обязанностей. На сей раз - в результате ожесточённой перестрелки, раненых и убитых было намного больше, чем во время первого налёта. И, бегая по траншеям, Настасья потеряла счёт времени, количеству раненых, калеченых, погибших.... Она старалась везде успеть и жутко злилась на себя, понимая, что этого у неё не получается.

- Ура! Сестрёнка, мы отбили их атаку! - Закричал незнакомый Насте боец, когда она перевязывала голову легкораненому сержанту, который в пылу боя даже не обратил на рану внимания: посчитав её царапиной. - Они потеряли два своих бронетранспортёра и одну танкетку, и все они подорвались на нашем минном поле! Ура! ... Ай да наш командир, классно он придумал!...

Несмотря на понесённые потери люди, всё равно радовались своей победе. Ликовали и кричали все - кроме Любушкина, он осматривался вокруг, хмурил брови и нервно покусывал губу. А заметив Кац и Смирнову - которые несмотря на сильную физическую и эмоциональную усталость, контролировали перенос раненых в лес, слегка прихрамывая на некстати подвёрнутую ногу, подошёл к ним.

- Настя и Фая, загружайте все имеющиеся у нас подводы; соберите на них всех раненых и как можно скорее доставьте их в ближайший госпиталь.

- С сопровождением санитарного обоза справится и одна из нас. - С молодой горячностью возразила Фаина.

Старший лейтенант устало посмотрел на молодого врача и, добавив в голос твёрдости проговорил:

- Обоз сопровождать будете обе! Это приказ! - И уже немного помягче продолжил. - Одна может и не справиться: поймите девчата, у вас в обозе слишком много тяжелораненых бойцов.

Алексей понимал, что не имея флангового прикрытия, его подразделение было обречено на скорую героическую гибель. И ему не хотелось, чтобы эти молодых девчонки пополнили списки безвозвратных потерь. Старший лейтенант был искренне убеждён, что женщина должна рожать здоровых и крепких детей: а отдавать свою жизнь за родину и спокойствие своих семей, удел мужчин. И поэтому на него никак не подействовали доводы медиков и в конце затянувшихся пререканий, прибёг к последнему - вескому аргументу: он пообещал расстрелять их за саботаж его приказов. Не смогли на него повлиять и слёзные мольбы Анастасии. И когда за поворотом исчезла последняя санитарная телега, он облегчённо вздохнул и, привычно развернувшись кругом, с 'лёгким‟ сердцем пошёл через лесок по направлению к окопам. Боже как же он был прав: через полчаса состоялся непродолжительный авианалёт; после чего снова взревели двигатели немецкой бронетехники и после этого, в тыл ударили обошедшие защитников немецкие пехотно-штурмовые группы, поддержанные снайперским огнём. На сей раз, победа в сражении была на стороне оккупантов.

Уже вечерело, когда неопытные возницы достигли непроходимых лесных завалов перегородивших их дорогу. К этому моменту у них умерло шестеро 'тяжёлых‟ бойцов, а двое - видимо от рождения являлись крепкими, здоровыми людьми, были без сознания, и каким-то невообразимым образом, наперекор полученным ранам, продолжали жить.

- Нет, нет, нет! Этого не может быть! Такого не должно быть! - Закричала Фаина которая вела под уздцы лошадь передней повозки и первой заметившая непреодолимую преграду. - Как же так?? Ведь нам такое не объехать, не обойти! ...

Раненые красноармейцы - те, кому было это посильно, старались приподняться и рассмотреть: их интересовало, что там такое произошло, и почему так эмоционально возмутился их доктор. Те, кто смог рассмотреть поваленные в навал деревья перегородившие дорогу, мрачнели, но ничего не говорили своим товарищам по несчастью: впрочем, последние были настолько слабы, что не проявляли к происходящему не какого интереса.

- Фая, ты чего голосишь? - Строго оборвала подругу Настя: подбежав к ней из самого конца обоза. - Людям и без того тяжело, а ты орёшь как скажённая.

- Так как же нам быть? Неужто придётся возвращаться?

- Значит придётся. - Настя сама была на грани нервного срыва, и от необдуманных, эмоциональных высказывания на эту тему её удерживало только то, что проявление её слабости и растерянности, отрицательно скажется на состоянии раненых бойцов.

- Но мы и так потеряли слишком много времени. И у нас уже столько умерших...

- А что ты предлагаешь? - Зло: на самое ухо своей подруги прошептала Настя. - Завал мы с тобой не разберём. А останемся здесь, так считай всех наших ребят на смерть обречём: даже тех, кто относительно легкоранен - осколки и пули в плоти застряли. Те, что лёжа на подводах, превозмогая боль, помогают нам повозками править.

- Ну почему жизнь так не справедлива?

- Это не жизнь такая несправедливая, а война такая - как 'паскудная баба‟. - Уже намного спокойней подытожила Анастасия. - А пока Фаина, давай позаботимся о мёртвых: вон, воронка у дороги, в ней и прихороним наших умерших ребят. Не дело мёртвым среди раненых лежать: сама врач - должна понимать. ...

Ночь пришлось провести у лесного завала: покалеченные бойцы нуждались в отдыхе после мучительной поездки в скрипучих телегах, да девушки не решились вести обоз во тьме. Покончив с похоронами, они развели костёр, нашли и вскипятили воды, после чего были вынуждены заняться ранеными, - особенно теми, у кого от дневной тряски открылись раны. В общем, забот у них хватило на всю ночь. Поэтому к покинутым ими позициям санитарный обоз вернулся только в полдень. Где их и пленили немцы из работавшей там трофейной команды. Подводы выехали прямиком на группу фрицев выкатывавших из капонира трофейную сорокапятку: так что разворачиваться и уходить в лес было поздно - фрицы сразу заметили появившуюся из-за поворота подводу, и, оставив пушку, схватились за карабины висевшие у них за спиной. Держа на прицеле не только Настасью, но и тех, кто находился на подводах, трофейщики закричали и стали осторожно к ним приближаться.