Рем Манулов - Шёпот Зуверфов (СИ)

На экране мелькали последние кадры. Танки, высоченные мехи, солдаты «РОМБА» на улицах бывших Илейских Территорий. Нынче его родные земли зовутся иначе. У руля встала марионетка Виктор Соломон, которая гордо, без опаски и сомнений вещает о всём, что шепчет кукловод. Рензо как и все те, кто не был напрочь обделён интеллектом, понимали, что реформы и любые перемены выдуманы апатиниумовым королём, которому похоже всё ещё мало. Рензо наблюдал за трансляцией чудовищного преступления. Не сдерживая слёз, он собственными глазами видел, как его друзей ведут на плаху. Новая власть устроила публичную казнь, поставив под наточенное лезвие электрогильотины Календару Блоус и всех тех, кто, по мнению Трезубца, пособничал террористам. Единственным неопровержимым доказательством была роковая запись кровавого побоища, устроенного Антом, которую выдал рыжий ублюдок Блинд. Массовое убийство, в том числе и персоны, собиравшейся в судьбоносный полёт на «Вечном Страннике», было сокрыто от расследования. Поступок трактовался однозначно — измена родной земле.

Когда наточенное лезвие опускалось на шею мудрой, сильной Блоус, Атласа чуть не разорвало от горечи, тоски и чистой, нефильтрованной злобы. Календара приняла смерть достойно, с ликом вселенского презрения и ненависти. Другие, их было немного, умоляли о помиловании. В основном молодые ребята, которые и жизни толком не видели. Такие гибнут на войне, но точно не под ножом допотопного умертвителя. Рензо горько, тихо плакал, протяжно ревел, неистово рычал и снова беспомощно рыдал. После того дня он не мог говорить двенадцать дней. Его язык развязала зашедшая навестить Неола. Её внутренняя сила и непоколебимость встряхнули Рензо, напомнили, что если он ещё жив, значит, в том есть некий смысл.

Илейский Конформатум — новое образование, призванное объединить всю Илейю с центром в Трезубце. Раньше было иначе, раньше было вольнее. Каждый крупный город имел вес и слово. Разумеется, переговоры на внешней арене проводил только Лидер Трезубца и всех Илейских Территорий, выступая волей каждого города. Но будь Штарбайн, Маникур или Вермер не согласны с Трезубцем, вопрос пересматривался или задвигался в долгий ящик. Сегодняшняя власть стремилась к тотальному контролю. И для свершения задуманного на пятом заседании Верховного Конфорнума был принят пугающий, изуверский «семнадцатый артикул», развязавший руки армии и поставивший экономику на военно-промышленные рельсы.

Вечером зашла высохшая старуха в ярком красном халате. Протёрла пыль, вынесла горшок, вылила мочу. Нехотя спросила, не нужно ли что ещё? Рензо показал, мол, спасибо, больше ничего. Стемнело, и Атлас собирался уснуть. За последние месяцы эти минуты перед сном стали для него настоящей пыткой. Отбиться от дурных мыслей помогала настойка из плодов местной ягоды — асгроры, которая давала терпкий, маслянисто-горчичный привкус. Крепкое пойло местных самоваров срубало Рензо наповал. Но старуха, призванная его оберегать, частенько отбирала бутылку у Атласа, а потом докладывала Омале, от которой Атласу сильно доставалось. Атлас собирался сделать пару-тройку решительных глотков и запустил руку под жёсткий матрас, дыбы вытащить заветный бутыль. Но в его хижину снова вторглись. На сей раз Омала не обманула и пришла.

— Как ты, мой друг? — устало спросила Омала, снимая золотые серёжки, цепочку и браслеты с обеих рук. На ней было чёрное обтягивающее платье-футляр, поверх которого она набросила лёгкий хлопковый кардиган.

— Прекрасно выглядишь, — не сдержался от комплимента Атлас, хотя для него обычного это было вполне нормальным.

— Твоя галантность меня настораживает, — улыбнулась Омала, — верно что-то задумал.

— И чего я могу выдумать, находясь во власти пятой точки? — всплеснул руками «деревянный».

— Ты всегда непредсказуем.

Расправившись с последним украшением и сложив его в миниатюрную сумочку, Омала выпрыгнула из узких туфель, лёгким движением подхватила их рукой и устремилась к выходу.

— Куда ты?!

— Переоденусь и вернусь!

Атлас вспомнил парнишку Анта, который якобы угробил троих и потом забыл, каким образом. Он говорил о едком дыме, сковавшим улочки «котла» в ту ночь. И то странное послание в конце записи. Неизвестный язык, доступный единственному Асмару Мбалли. Календара просила найти его и расспросить. Знала бы она, что связывало его, Атласа, и старика много лет назад. Рензо испытывал вину. За всё, что приключилось с теми, кто был ему небезразличен. Стоя у электрогильотины Ант казался отстранённым, будто разум давно покинул его. Суду это на руку. Сошёл с ума, не выдержав мук совести. Отличная возможность запугать народ, выставив на обозрение расправу над «мерзавцами». Теперь черёд неуловимого Инсара Килоди. Его ищут, старательно, фанатично, но безрезультатно. Скрылся у сономитов или подался в ядовитые земли гадких гибриоидов? В любом случае охота не прекратится. Килоди символизирует назойливую острую занозу, впившуюся в систему Трезубца.

— Я пришла, — пропела Омала, озарив скудное жилище сиянием своей красоты. Теперь на ней были просторные спортивные штаны, мужская льняная рубашка и кроссовки.

Женщина зажгла свечи, расставленные по углам хибарки, развернула гамак, свёрнутый напротив койки Рензо, поставила на импровизированный туалетный столик из доски и пары деревянных подпорок плетёную корзину для пикников.

— Принесла поесть, — она распаковала свёртки, — сэндвичи с тунцом, ветчиной, говядиной и индейкой. Пара кусков сыра — обязательно попробуй оба, пальчики оближешь. Ещё здесь соус из авокадо, тонкие колбаски, оливки и свежий багет прямиком из Октоса. И да, разумеется, бутылка красного исиудского вина. Знаю, ты любишь его.

— Нет слов, Омала, — довольно хмыкнул Рензо, — вообще меня здесь неплохо кормят.

— Я в курсе.

— Тогда зачем это всё?

— Тебе не нравится? Могу собраться и уйти, — выпалила Омала.

— Нет. Всё отлично, — поторопился с извинениями Рензо, — просто неожиданно.

— Хотела сделать тебе приятно, приготовила лёгкий ужин. Сам знаешь, мне не для кого больше стараться. А ты — почётный гость!

— Погоди, хочешь сказать, ты самолично кромсала булку, рубила мясо и нарезала ломтями сыр?

— Зря удивляешься, — подняла свои роскошные брови Омала, — я и не такое ещё могу, знаешь ли.

Они засмеялись и принялись за еду, успевая болтать обо всём на свете. Вкусно было настолько, что Атлас не заметил, как опустела корзина. Вина тоже оставалось на самом дне. Омала разлеглась в гамаке, накрылась шерстяным пледом. Ночи в джунглях были прохладными, часто шёл дождь. Как только начинало накрапывать, дежурный коммуны прибегал к хижине и накрывал её брезентом. Рензо ещё ни разу не промок и в душе был сильно благодарен тому пареньку, который всегда успевал спасти его от сырости.