Владислав Жеребьев - Марланский квест [СИ]

Так же я отметил аккуратно посаженные, и даже подстриженные кусты, а дорожки, и ровные зеленые газоны явно были спроектированы, и возможно, если посмотреть на этот двор-парк с высоты, то я бы увидел более интересную картину. Хозяйственные постройки тоже имелись и я, пока шел по дорожке, вслед за Серым, попытался предугадать их назначение. В самом дальнем углу явно находился угольный сарай. Отдельно стоящее здание без окон, с широкими воротами и вертикальным желобом, идущим почти от крыши, явно предназначалось для хранения каменного угля, которым тут отапливали все дома. Деревья горцы берегли, и даже спустя пару сотен лет своего равнинного существования считали их диковинкой и чуждым материалом. Если бы камень не холодил, они бы, наверное, и предметы интерьера вроде кровати или стула делали бы из цельного куска гранита.

С самого порога мы попали в подсобку где хранились припасы и местный повар, уже предупрежденный, поманил нас на кухню, где выставил две миски полные мясного варева, оказавшимся весьма неплохим на вкус и по количеству специй напоминающими какое-то кавказское блюдо. Прием пищи был недолгий. Едва я поднес ложку ко рту, что есть силы изображая волчий аппетит, как на пороге появился местный служка, в серой робе и оценивающе окинув нас с Серым придирчивым взглядом, процедил сквозь зубы.

— Поторапливайтесь. Оракул не любит, когда его заставляют ждать. Очень скоро он выйдет к трапезе и будет слушать ваши рассказы.

Я закивал с набитым ртом, стараясь прожевать побыстрее, но посыльный только еще раз окинул нас взглядом, в котором проскользнуло пренебрежение, и вновь исчез в коридоре. Такой график рушил мои планы. Я-то надеялся потянуть с выступлением, и выйти уже в самом конце, когда Серый отрежет нужные части лошади, а потом под шумок убраться восвояси, однако тут нам не дали и продуху.

— Ам умо аеится. — Тихо произнес мой приятель.

— Что? — Я невольно сглотнул и закашлялся.

— Нам нужно разделится. — Поспешно прожевав Серый сглотнул и скосил глаза в сторону полуоткрытой двери на хоздвор. — Я проберусь в конюшню, и чик-чик-чик, а ты иди и ври про бескрайние просторы Большого Театра.

— А что если меня спросят, где ты?

— А ты не терзайся заранее. Спросят, скажи, что инструмент настраиваю и буду с минуты на минуту. Не спросят, так не заостряй.

— Ну тебя же так просто не выпустят!

— А я секрет знаю, — и вдруг, истошно завопив Серый переломился пополам, а потом с грохотом, опрокинув табурет и сметя рукавом на пол миску с супом, рухнул на каменные плиты. — Ой, — завопил он, закатывая глаза, и бледнея. Ой мочи нет. Режет, будто еже сожрал!

Припадок вышел такой натуральный, что даже я на какой-то момент пришел в состояние тревоги. На крики моего товарища сбежалась челядь, и только мое прямое вмешательство спасло Серго от прямого промывания кишечника.

— Пусть посидит на свежем воздухе, да до отхожего места потом сбегает. — Перекрикивая толпу предложил я. — Я его давно знаю, случается. Налопается от живота, а потом с ним же и мается.

Шум мы подняли нешуточный и на него сбежалась домовая челядь, среди которой оказался и давешний парень в капюшоне. Появившись на пороге кухни, он скрестил руки на груди и скорчив недовольную мину, вдруг схватил меня за шиворот и совершенно бесцеремонным образом потащил на хозяйскую половину.

— Ну ты меня подведи, краснобай, — шипел он, беспардонно транспортируя меня в главную обеденную залу. — Ты мне только заикнись. Если шефу не понравиться, то и ты, и твой приятель сторож Фарси у меня в колодце забвения окажетесь.

Слова он выплевывал жестко, остервенело, не на секунду не разжимая хватку, и я и моргнуть не успел, как оказался в широком зале, с окнами в пол, и добротной деревянной мебелью. В отличие от остальных домов пригорного народа, в этом на стенах имелись гобелены, вышивки искусной и кропотливой. В какой-то момент я даже залюбовался тонкой работой, переводя свой взгляд с одной удивительной картинки на другую, пока меня не отвлекло характерное постукивание стали о хрусталь. Миг оцепенения прошел, и нахлынувшая волна неловкости заставила меня покраснеть. Вид, открывшийся мне, впрочем, был не такой уж и волнующий, как картины прошлого на ткани по стенам. Стол, добротный, широкий, накрытый простой скатертью, вмешал на себе небольшой котелок с кашей, тарелку, бокал тонкого стекла с белой жидкостью похожей на молоко и круглую тарелку с яичницей и беконом. Завтрак континентальный, и в этих широтах удивительный.

За столом же сидел, средних лед крепкий мужчина с короткой стрижкой и гладко выбритым подбородком, и с удовольствием завтракал яйцом и свининой, поминутно отправляя в рот небольшие кусочки, а затем с толком и расстановкой запивая пищу молоком. Я сначала даже подумал, что тот чертов холуй, что не чтит артистов разговорного жанра, по какой до досадной случайности, втолкнул меня не в тот обеденный зал.

— Вы оракул? — Осторожно поинтересовался я, отчаянно озираясь в поисках притаившегося в углу седого старца, с лучезарным ликом и умудренным жизнью взглядом, однако кроме крепко сколоченного мужика с квадратным подбородком и хорошим аппетитом никого другого не нашлось.

— Пришлый. — Завтракающий отвлекся от своего увлекательного занятий и переведя на меня взгляд, на удивление дружелюбно улыбнулся. — Сразу видно. Меня называют стариком, но в мыслях никудышных и выгляжу я старо. По-другому я молод, а где-то и вовсе не рождался.

— Да я пришлый, — развел я руками, и привык что человек дающий советы, выглядит немного старше чем вы.

Оракул снова дружелюбно улыбнулся.

— Привычка, есть нежелание меняться. — Произнес он, и с задумчивым видом отправил в рот остатки бекона. — Но не есть путь осознания. Привыкший к броду вплавь не пойдет.

Кажется, я начал понимать этого персонажа, хотя до полной картины его личности мне было пока еще далеко. Парень просто умело оперировал словами, умело угадывая именно тот ответ, который предпочел бы услышать его собеседник. Крестьянин мечтает о дожде для посевов, воин о том, чтоб не дрогнула рука в бою, а юная дева о чистой и большой любви. Что может быть благодатней, чем потакать потаенным желаниям паствы?

— Однако, хватит. — Закончив с завтраком оракул промокнул рот куском материи и с новым интересом взглянул на вошедшего. — Ты пришлый вроде бы сказитель? Так расскажи мне что ни будь?

— С превеликим удовольствием. — Закивал я, понимая, что чудом соскользнул со скользкой дорожки беседой с философом-теологом, а по слухам еще и садистом-социопатом. — И есть у меня, для тебя, радушный хозяин, удивительная история… Ожегшись на полуслове я поймал на себе напряженный холодный взгляд хозяина и ужаснулся его преображению. Добрый прищур вдруг превратился во взор хищного зверя готового к прыжку. Подбородок и скулы оракула заострились, превращая его из добродушного собеседника в оскаленную мумию. Казалось бы, даже пальцы у него на руках удлинились и только тут я заметил, какие же длинные и острые ногти у него на руках.