Вячеслав Воронов - Запах гари

Он стоял неподалеку от чистого, незасыпанного обломками места, и ему пришли на помощь. Мужики с палками, досками — всем, что попадалось под руки, — вскакивали на камни, принимясь молотить по обломкам, матерясь и рыча от боли в искусанных в считанные мгновения ногах. Когда они двинулись дальше, на помощь худощавому парню, который из последних сил пытался ползти, крысы словно обезумели. Их количество, казалось, удесятерилось, а скорость нападения на врагов превзошла пределы воображения. Словно недра развалин, которые погребли под собой тысячи людей и разрушили жизнь всего города, порождали этих бестий из бетонного крошева, человеческой крови, слёз и обманутых надежд.

Парень пытался ползти, но у него не было сил. Он всё больше истекал кровью, которая, кроме бесчисленных мелких укусов, толчками исходила из прокушенной вены на руке. Мужики, спешившие к нему на помощь, орали в нескольких метрах от него, падая на колени и молотя по бетону палками; ноги и кисти рук у них были окрашены кровью. Парень протягивал страшную от крови руку, но никто не мог дотянуться до неё. Наконец, все отошли назад, матерясь и зажимая раны.

«Огня надо, дыма!» — закричал кто-то, и два подростка побежали к полыхавшему в развалинах соседнего дома пожару. Котиль, усевшись было в машину, снова выбрался из неё и пошёл к развалинам. Люди со страхом смотрели на его серое лицо и умолкали. Он вскочил на развалины, быстро пробрался по руинам к парню, легко, словно куклу, поднял его на руки, и, вернувшись, положил на траву. Ни одна тварь не тронула его.

Громко гомоня, прибежали подростки с горящими факелами. «Вот огонь!» — орали они, возбужденные собственной значимостью, словно уподобились Прометею, добывшему людям небесную стихию.

«Уже не надо, уже спасли», — охладили их пыл, и они расстроились оттого, что их усилия оказались бесполезными. «А кто спас? Как ему удалось?». «А вон тот, серый… Какое лицо у него… и руки… и крысы его не тронули. Не слышали про него? Это он…».

«Огонь надо, — пробормотал Котиль, подошел и взял у одного из парней факел, — ещё как надо».

Он побрёл в сторону, где было меньше людей, как наркоман, укрывающий деяния свои от глаз обывателей, и стал вдыхать идущий от факела дым. Те, кто видел это, замолкали, недоумённо глядя на него, и сторонились. Факел, наспех смастерённый из палки и намотанной на неё тряпки, догорал, давая мало дыма. Котиль, надышавшись, швырнул факел в сторону развалин.

— Что ты делаешь? — крикнул один из мужчин. — Там могут быть люди, газ…

— Не трогай его, — одёрнули его.

— Еще одного пожара не хватало!

— Ты что, не видишь…

Котиль нахмурился и пошёл к машине. Возле неё он с удивлением увидел двоих уголовников, с которыми столкнулся в подвале. У Кащея на плече висел автомат, Заноза устало опирался на большую палку, похожую на ручку от лопаты.

— Нехорошо ты с нами поступаешь, — обронил Кащей, бросив колючий взгляд на Котиля.

— Откуда вы взялись?

— С того света явились! — вызверился Заноза. — Ты ж сказал тому идиоту… — он умолк, бросил подозрительный до тошноты взгляд на сновавших у развалин людей и, понизив голос, продолжил: — сказал нас расстрелять! А за что?

— А мы без тебя никуда, — решил Кащей, глядя в облака, собиравшиеся на востоке. Котиль услышал из его рта запах алкоголя и увидел, что Заноза, обнажив в недовольном оскале покрытые коричневым налётом зубы, слегка пошатывается.

— На кой вы мне сдались? — недовольно, но с сомнением в голосе пробормотал Котиль, открывая дверцу машины.

— Пригодимся, командир! — убедительно забубнил Кащей, вцепившись в дверцу. — Я ж вижу, тебе что-то надо, а мы поможем! Подумай сам! Ну, развлечёмся по ходу, найдём что-нибудь…

Люди сторонились их. Из-за дымивших завалов выехала «Скорая», время от времени оглашая окрестности сиреной. За «Скорой», объезжая обломки, покачивался военный «Урал». Одна из женщин, которая обрывками одежды и еще какими-то тряпками заматывала раны искусанного крысами парня, бросилась навстречу этому кортежу. По пути она так размахивала руками, словно «Скорая» направлялась в другую сторону и надежды на помощь не оставалось никакой.

— Ушиваться надо отсюда! — с остекленевшими глазами прорычал Кащей. — И быстро…

— Садитесь, — всё ещё сомневаясь, бросил Котиль.

— Не вопрос, командир! — обрадовался Кащей, сверкнул глазами и стал неуклюже забираться на заднее сиденье.

Научно-исследовательский институт, находившийся на окраине города, почти не получил повреждений. Пара трещин змеилась по центру фасада, начинаясь на уровне третьего этажа и заканчиваясь чуть выше пятого. У проходной стоял охранник в защитной форме, и, позёвывая, словно он обитал в ином мире и трагедия, постигшая город, его не касалась, поглядывал по сторонам.

— Мне сюда, — словно обращаясь к самому себе, проговорил Котиль, рассматривая забор.

— А что там? — заинтересованно спросил Кащей, во все глаза таращась на здание института.

— Там много чего. Но меня сюда не пустят. А если и пустят, то уже не выпустят. Поможете мне.

— Да ты ж супермен! — взревел Кащей и грязной рукой утёр под носом. — Пустят, не пустят… Кто сейчас кого спрашивает? Погляди вокруг! Конец света! Анархия — мать порядка!

— Никакой анархии. Пойдёте на проходную и скажете, что мы к Андрею Михайловичу. Если не будут пускать — требуйте. Устройте скандал, отвлеките внимание. А я зайду с другой стороны. Да автомат спрячьте! Пусть Заноза под ватник засунет.

— Хорошо, командир. Но только ты нас не обмани. Встретимся внутри.

Они выбрались из машины, а Котиль поехал дальше, свернув за угол ограждения. Охранник подозрительно глядел на двоих красавцев в нелепых одеждах, стоявших посреди улицы и не знавших толком, что они здесь забыли. Из дверей проходной выглянул второй охранник, что-то буркнул и тоже уставился на них.

— Э-э, да там целый батальон, — предположил Кащей. — Через проходную мы не пойдем, нашёл дураков — подставляться почём зря. Обойдём с другой стороны.

— Да зачем это надо, Кащей? — вызверился Заноза.

— Да не ори ты! Чувствую я, разживёмся здесь. Ты посмотри, какое всё… Обстановочка, шуры-муры… Пошарим, почистим всё, что есть, до нитки — и ноги! А этот, серый, прикроет нас, если что. Ты ж видел, что он вытворяет! Пошли!

Тем временем Котиль остановил машину у забора, в безлюдном месте, съехав с дороги. Асфальт, который во многих местах уже пробили слабые стебельки травы, тянувшейся к солнцу, здесь заканчивался, и начиналась тайга. Места в этом тупике жизни были нетронутыми, ели стояли в обрамлении густо разросшегося можжевельника. Котиль, чувствуя очередное раздвоение натуры, подумал, что для него-то эта природа, которую он любил и защищал, не жалея сил и здоровья, теперь представляет смертельную опасность. Прогуляйся он среди лесов, вдали от буровой, вдали от пепла и гари пожарищ, и конец будет ему точно. Он задохнётся в кислороде, ослабеет в короткое время, его скрутит в три погибели, вырвет серым желудочным соком, сведёт судорогами мышцы. Лишь огонь, благодатный всепожирающий огонь, охвативший вековые деревья, превращающий их в пепел, в прах всю эту инородную теперь для него жизнь, был бы спасением. Как здорово, как славно горит тайга! Сколько чёрного, густого дыма, насыщающего атмосферу основой для новой жизни, даст каждый гектар этих необъятных просторов! Сколько животных, не успевших спастись, окружённых со всех сторон стеной безжалостного огня, зажарится до углей — пища для тех, кто придёт им на смену!