Андрей Завадский - День Победы. Гексалогия (СИ)

— Приходилось. Три дня назад расстреляли машину с какими-то урками в самом центре. И одного нашего они подранили, до сих пор врачи ничего не могут сделать, с того света пытаются вытащить. Залетные какие-то появились, все с оружием, уголовники самые настоящие. Так что не для красоты мы свои «калаши» таскаем, Олежа!

— Дела!

Олег покачал головой, а затем, словно только теперь вспомнив, куда и зачем шел, спросил Дмитрия, коснувшись его плеча:

— Дима, я только сегодня вернулся, дома побывал, теперь к Наташе иду. Дома она, не знаешь?

— Дома, братуха, дома, — понимающе улыбнулся Рохлин. — Ждет тебя, разгильдяя, пока ты там, в горах своих, «чехов» прессуешь!

— Ну, я полетел тогда! Давай вечерком пивка попьем, и за жизнь поговорим? Смена-то когда твоя заканчивается?

— Давай в девять у РОВД? — Против угощения Дмитрий не возражал, равно как против встречи с приятелем, с которым они не виделись почти полгода. — И пацаны там все будут!

— Заметано, брат! Ну, полетел я!

Олег не шел — бежал, спеша скорее увидеть ту, кого видел всякий раз, стоило закрыть глаза, засыпая там, в горах, суровых и смертельно опасных. Дорога была знакома до последней ямы, до самой мелкой колдобины, до последнего камешка под ногами, и бывший десантник мог пройти ее с закрытыми глазами. Скрипнула дверь подъезда, окутавшего своим полумраком прыгавшего через две ступеньки Бурцева. В одно дыхание взлетев по узкой и крутой лестнице на последний этаж старой пятиэтажки, построенной еще в годы Хрущева, Олег вдавил кнопку звонка, услышав за дверью мелодичную трель, а затем — легкие шаги, отзывавшиеся скрипом половиц.

Лязгнул замок, и дверь распахнулась. Стоявшая на пороге девушка откинула назад рыжие локоны, падавшие на глаза, а затем, ничего не говоря, бросилась на шею Олегу, обняв его изо всех сил, обвив руками могучую шею. А Бурцев, тоже не видевший смысла в разговорах, аккуратно обхватил свою любимую за талию, легко оторвав от пола и впившись жадным поцелуем в сладкие, точно мед, губы.

Они стояли на площадке, обнявшись, осыпая друг друга поцелуями, никого не стесняясь. Наташа уткнулась лицом в широкую грудь своего жениха, а тот зарылся в копну огненно рыжих волос, вдыхая их запах, который не смог забыть и за год бесконечной войны.

— Вернулся, — прошептала девушка, крепче прижимаясь к могучей груди Олега. — Вернулся! Наконец-то! Живой! Я ждала тебя, милый!

Она не так представляла себе возвращение своего любимого, но все это было неважно. Пусть он стоял сейчас перед Наташей не в парадной форме, с рядами блестящих медалей и орденов на груди, а в потрепанном камуфляже, даже без шевронов и нашивок, это ничего не значило. Он был здесь, рядом, а больше ни о чем девушка и не думала мечтать.

— Я здесь, солнышко, — так же, шепотом, ответил Олег, чувствуя тепло девичьего тела. — И всегда теперь буду с тобой! Никуда и никогда больше не уеду!

Любящие сердца затрепетали в унисон, и Олег Бурцев, бывший гвардии старший сержант, поверил вдруг на мгновение, что все самое худшее прошло, что теперь, когда он снова рядом с той, что была для десантника дороже всего на свете, все будет хорошо.

Тарас Беркут молча, меряя плац ровными широкими шагами, шел вдоль строя, вглядываясь в лица тех, кто сейчас представлял собой новую армию новой России. А две сотни мужчин, выстроившихся на вытертом асфальте, смотрели на своего нового командира. Смотрели изучающе, внимательно, настороженно, заинтересованно, а некоторые — с полным безразличием. В наступившей тишине было слышно лишь хриплое дыхание и мерный звук шагов.

— Бойцы, равняйсь! Смир-р-р-на!!!

Строй, две не слишком ровные шеренги, шелохнулся, когда над плацем разнеслась команда, исторгнутая луженой глоткой заместителя Беркута, капитана Терехина, сейчас следовавшего шаг в шаг позади майора. Бывший офицер Внутренних войск, двухметровый громила, рычал, как разъяренный медведь, так, что каждый, услышав приказ, попытался, насколько мог, принять уставную стойку. Все ждали, что скажет сам командир.

— Товарищ полковник, личный состав учебной роты для проведения занятий построен!

Терехин, живая гора, на котором новенький американский «пиксельный» камуфляж в любой миг был готов лопнуть по швам от малейшего движения, от любого напряжения мышц, отдал честь, приложив широченную ладонь к виску.

Беркут молча кивнул, продолжая изучать тех, кем ему предстояло командовать, вместе с кем, возможно, вскоре придется идти в бой. В эти секунды бывший командир отряда специального назначения буквально ощущал тяжесть двух лишних звездочек, так внезапно упавших на его погоны. Да, ко многому пришлось привыкать за эти несколько дней. Новая форма, такая же, как у американцев, очевидно, чтоб проще было отличать своих от чужих при совместных операциях. Новое звание, до которого в родной Российской Армии, ныне переставшей существовать, служить и служить, а американцы дали просто так, для солидности. И новые бойцы, так не похожие на его «волкодавов», с большинством из которых тогда еще майор воевал плечом к плечу со второй Чечни, а с иными и того раньше. То были профессионалы, настоящие патриоты, готовые служить своей родине, защищать ее и умирать ради нее не за повышенное довольствие, не за награды и бесплатные квартиры, а просто потому, что кто-то должен был это делать. Тех же, кто сейчас стоял в строю перед новоиспеченным полковником, Беркут охарактеризовал единственным словом, произнесенным вполголоса, себе под нос:

— Сброд!

От своих новых подчиненных Беркут не ждал ничего хорошего. Это было еще не подразделение, сработавшийся коллектив, где все понимают друг друга без слов. Но и поодиночке бойцы вновь созданной полиции стоили немного. Да, служил каждый, немало было и кадровых офицеров, оставшихся верными присяге. Но хватало и других, явно уголовного облика, успевших побывать в дисциплинарном батальоне или на «гражданской» зоне, помимо воинского звания имевших и воровские «титулы». И избавить от таких людей просто потому, что сам этого хотел, полковник полиции не мог.

— Бойцы, внимание, — напрягая глотку, так, чтобы его смог услышать каждый, без микрофонов и тому подобной ерунды, выдохнул Тарас Беркут. Майор стоял перед строем, раскачиваясь на каблуках, уставившись куда-то поверх голов замерших в нескольких шагах от него людей. — Все вы теперь — бойцы российских сил безопасности, полиции, и ваш долг, ваша задача, общая наша задача — сохранить мир и покой на нашей земле, защитить Россию от любых внутренних угроз! Вы сами пришли сюда, по своей воле подписали контракт, и должны осознавать, что сейчас кроме нас некому защищать нашу родину, наши дома, наших близких! Американцы разрешили нам создать вновь вооруженные формирования, сами они не хотят вмешиваться в наши дела, не хотят рисковать жизнями своих солдат! И я лично не доверил бы им ту работу, которую предстоит делать нам с вами всем вместе! Они чужаки, и не будут защищать нашу землю от любого врага так, как это сделаем мы сами!