Андрей Завадский - День Победы. Гексалогия (СИ)

— Ваши ракеты опасны для вас самих, — усмехнулся американец. — Жидкое топливо — это прошлый век, конструкция устарела в принципе. Сколько было аварий, даже тех, которые вы не смогли сохранить в секрете? Сколько ваших солдат погибло при утечках горючего, при пожарах? Ваши ракеты забирали жизни ваших же людей, а теперь им не придется больше рисковать всякий раз, занимаясь техническим обслуживанием! Наступает новая эпоха, генерал, эпоха мира и взаимопонимания!

— Ублюдки!

Плюнув под ноги опешившему янки, Шульгин развернулся на каблуках и почти бегом направился к зданию штаба. Он потерял все, полжизни, посвященные службе в армии, отданные ракетным войскам, оказались потрачены впустую. Генерал и его солдаты, все до последнего бойца, были готовы действовать, но приказ так не прозвучал. Чья-то трусость привела к поражению страну, армия которой толком не пыталась защищаться. Первые часы командиры просто не смогли придти в себя, а потом, когда минул шок, был отдан приказ сложить оружие. Все оказалось впустую.

Зайдя в свой кабинет, Анатолий Шульгин изнутри запер дверь. По коридору, шумно топоча, пробегали офицеры, звучали команды, а генерал, упираясь локтями в крышку стола, сидел, уставившись перед собой невидящим взглядом. Вся эта суета больше не касалась его.

Шульгин отпер сейф, обычный железный ящик, закрывавшийся на ключ, а не на новомодный кодовый замок. Там, на верхней полке лежал вороненый ПМ, его табельное оружие, смазанный и почищенный, готовый к бою. Генерал медленно положил ладонь на пистолет, сжав пальцы на рукояти, ощутив рифление пластиковых щечек, ощутив в руке тяжесть оружия.

Анатолий Шульгин надавил на клавишу магазинной защелки, и обойма выскользнула в подставленную ладонь. Генерал выщелкнул тупоголовые патроны по очереди, все восемь, выстроив их в ровную шеренгу на столе, а затем размеренно вставил их обратно. Одним движением вогнав уже вновь снаряженный магазин в рукоять «макарова», генерал передернул затвор, досылая патрон. Медленно он поднял оружие, ощутив холод стали и острый резкий запах оружейной смазки, кода ствол уткнулся своим срезом под подбородок. Указательный палец на спусковом крючке напрягся, Шульгин крепко зажмурился, всем телом чувствуя, как пришли в движение детали ударно-спускового механизма…. и с размаха швырнул оружие на пол.

Ткнувшись лицом в столешницу, генерал зарыдал, сотрясаясь всем телом. Преданный всеми, оставленный на произвол судьбы вместе со своими бойцами, и на потеху американцам, чувствовавшим себя настоящими победителями, он так и не смог сказать последнее «прощай».

Переведя дух, Шульгин тяжело поднялся из-за стола, шаркающей походкой подойдя к книжному шкафу, и вслепую нашарил на нижней полке початую бутылку водки. Отвинтив пробку, он присосался к горлышку, глотая обжигающую жидкость, хлебая ее, точно обыкновенную воду. Но после нескольких глотков сердце перестало сводить от боли, появилась давно забытая легкость, и генерал, все так же не чувствуя горечи, выпил остатки водки, а затем, едва добравшись обратно до стола, едва опустившись на краешек стула, уснул, проваливаясь в темную бездну хмельного забытья.

Генерал пришел в себя не скоро, от настойчивого стука в дверь. Неуверенно поднявшись на ноги, Анатолий Шульгин подошел к двери и, услышав снаружи голос своего адъютанта, отпер замок, не стесняясь ни своего помятого вида, на резкого запаха перегара.

— Товарищ командующий, мы закончили, — сообщил стоявший на пороге офицер, сделавший вид, что ничего не замечает и не понимает. — Все ракеты извлечены из шахт и направлены на демонтаж, товарищ генерал.

Шульгин усмехнулся. Когда глава российского правительства, ныне томившийся под арестом у американцев, отдал приказ о всеобщей демобилизации, сиречь о роспуске армии, одним из немногих, кто не покинул свой пост, оказался командующий Шестьдесят второй ракетной дивизией. Он и немногочисленные офицеры и прапорщики его части оставались на стартовых позициях, охраняя ракеты, до тех пор, пока явившиеся американцы не начали процесс их утилизации. И сейчас, наконец-то, служба заканчивалась и для него.

— Американцы здесь?

— Оставили один взвод, остальные уже грузятся в вертолеты.

— Это хорошо, — пьяно крякнул Шульгин. — Вот что, Витек, достань-ка ты мне еще поллитру, только смотри, чтоб не паленая! И закуски какой-нибудь организуй! Личному составу приказываю отдыхать! Ну, бегом!

Адъютант ничего не сказал, не удивился — такого права у него не было. Выполняя приказ командира, он через полчаса притащил бутылку водки, полпалки колбасы и банку соленых огурцов. После этого Шульгин вновь заперся, на этот раз надолго, и никто не посмел его беспокоить. А когда он вновь появился в расположении, то узнал, что несколько офицеров дезертировали, прихватив с собой оружие из караулки, несколько автоматов и десяток цинков с патронами, а заодно захватив и казенный «Урал», на который все это погрузили.

Услышав об этом, генерал не сказал ничего. Глупо гадать, что эти люди намеревались делать теперь. Возможно, они поспешат к себе домой, а, возможно, останутся где-нибудь неподалеку, превратившись из регулярной армии в партизанский отряд, и американцы, уверенные в своей победе, вскоре поймут, что глубоко ошиблись. Генерал еще не знал, что таких людей, продолжавших выполнять данную однажды присягу даже после того, как прекратила существование Российская Армия, уже было немало.

Подскакивая на ухабах, потрепанный ГАЗ-53, настоящий ветеран колхозный автострад, уверенно катился по проселку. Сидевший за рулем мужик, словно не замечая прыжков и кувырков грузовика, что-то беспечно насвистывал себе под нос. Невысокий — это было видно даже сейчас, когда он сидел в кабине — крепко сбитый, он был одет, как большинство колхозных шоферов. Камуфлированные штаны, все уляпанные масляными пятнами, такой же бушлат, из-под которого можно было разглядеть майку цвета хаки. На голове — кепка, сбитая на затылок, чтобы не мешала обзору. Он казался еще довольно молодым, лет сорока на вид, и, вероятно, для солидности, носил усы, подбородок же и щеки были гладко выбриты.

— Сейчас на нормальную дорогу выберемся, — произнес водитель, обращаясь к своему напарнику, молодому, тоже крепкому на вид, парню, отвлеченно уставившемуся в окно.

— Мой копчик этого давно ждет!

Пассажир многим был схож с шофером — и камуфляжем, преобладавшим в одежде, и выбритыми до синевы щеками. Правда, под бушлатом он носил тельняшку, белые и синие полосы, а на правом плече можно было разглядеть татуировку «ВДВ», сопровождавшуюся неизменными парашютами и прочей полагавшейся символикой. В прочем, сейчас наколка была хорошо закрыта одеждой.