Андрей Завадский - День Победы. Гексалогия (СИ)

— Что за чертовщина?!

Колонна под визг тормозов замерла, когда на шоссе обрушилась ударная волна, на расстоянии более мили воспринимаемая, как порыв ураганного ветра. В воздух поднялись клубы пыли. Выскочив из машин, инстинктивно прикрывавшие лица ладонями люди смотрели во все глаза на медленно опадающий столб пламени, поглотившего в один миг и мотель с террористами, и заправку, и придорожное кафе. Сила взрыва была не столь велика, чтобы образовался ядерный «гриб», и люди, еще ничего не понимая, наблюдали за происходящим, в то время как их тела жадно пронзал невидимый и совершенно неощутимый поток быстрых нейтронов, превращая всех в ходячих мертвецов.

Еще не замечая произошедших в их организмах необратимых изменений, практически не совместимых с жизнью, офицеры возбужденно жестикулировали, нарочито громко разговаривая и продолжая коситься туда, где еще пару секунд бесновалось ядерное пламя. А затем над шоссе, теряя высоту, пролетел вертолет телевизионщиков. Его лопасти бесшумно вращались, приводимые в движение потоком набегающего воздуха, благодаря чему падение превратилось в некое подобие полета. Винтокрылая машина, на бортах которой краска потекла и оплавилась от чудовищного жара, рухнула на поле в сотне шагов от шоссе, и полицейские бросились к месту падения.

— Они живы! — Майк Харрис увидел движение под прозрачным пузырем кабины, покрытым густой сеткой трещин. — Вытаскивайте их наружу, аккуратнее!

Пилота, лицо которого превратилось в сплошной ожог, аккуратно уложили на землю, с трудом отцепив руки от штурвала. Репортер, сидевший рядом с летчиком, был мертв — трудно выжить с раздробленным от удара об обшивку черепом. Но оператор выглядел целым и невредимым, если не считать сильнейшего шока. Поддерживаемый под руки бойцами спецназа, он лишь бормотал, ничего не замечая вокруг:

— Ядерный взрыв! Они взорвали ядерную бомбу!

Капитан Харрис лишь потрясенно переглянулся с подоспевшим агентом Уайтом. Служители закона, ставшие пешками в чужой игре, еще не осознали того, что произошло, как не поняли они, что их жизнь с момента взрыва исчисляется днями, если не часами. Но в высоких кабинетах Вашингтона царило лихорадочное напряжение. Уильям Голдсмит, связавшись из своей штаб-квартиры с Белым Домом, докладывал президенту Мердоку:

— Сэр, последствия ядерного взрыва минимальны. Устройство сработало вдали от населенных районов, в пустынной местности. Террористы не достигли своей цели!

— Черт возьми, Уильям, включите телевизор, и тогда поймете, что произошло! Репортеры местного телеканала снимали операцию по аресту террористов с вертолета в прямом эфире! Кадры показали в десятке штатов, уже выложили в Интернет! Паника начнется по всей стране!

— Мы будем все отрицать, сэр! Скажем, что взорвался, к примеру, газопровод! Самое разрушительное оружие террористов — страх, и мы не позволим ублюдкам применить его!

— Осталась еще одна бомба, Уильям, всего одна, и вы должны найти ее прежде, чем свихнувшийся русский вынет чеку! Наши войска на Урале в эти минуты перемалывают остатки русских партизан, а генерал Камински готовится к штурму Москвы! Последние очаги сопротивления в России будут подавлены в ближайшие часы, а вы должны сделать все, чтобы война не пришла в дома американцев! Защитите нашу страну, и нация не забудет вас никогда, Уильям!

Отключив связь, Джозеф Мердок устало откинулся на спинку кресла, массируя под пиджаком свою грудь, которую словно пронзала раскаленная игла, достающая до позвоночника. По всей Америке миллионы обывателей уже метались в панике, ощутив себя уязвимыми и беззащитными, а на другой стороне планеты десятки тысяч американцев, еще пребывая в блаженном неведении, совершенно осознано готовились принять смерть, не сомневаясь, что делают это во имя своей страны.

Генерал Джефри Клементс появился в просторном зале командного центра перед рассветом, как всегда, гладко, до синевы, выбритый, благоухающий дорогим лосьоном. Командующий Восемьдесят второй десантной дивизией Армии США, возглавивший карательную операцию против русских террористов почти с первых часов ее проведения, наконец, сумел выкроить несколько часов безмятежного сна, и сейчас чувствовал себя как никогда бодрым и свежим. А вот его противнику, похоже, едва ли удалось выспаться минувшей ночью. Ночь же грядущую по замыслу американского генерала русским предстояло встретить в братских могилах.

Едва ночная тьма опустилась на землю, внезапно начала оживать то одна, то другая артиллерийская батарея, множество которых было расположено по периметру многострадального Нижнеуральска. Огневой налет длился совсем недолго — два, максимум, три залпа, и орудия замолкали, но уже откуда-то с противоположной стороны города доносились новые выстрелы. Возможно, целями были неосмотрительно выбравшиеся из своих укрытий партизаны, тщетно надеявшиеся, что темнота скроет их, но, вероятнее, били просто «по площадям», расчищая путь для предстоящего наступления.

То близкий, то отдалявшийся на самую границу человеческого восприятия гул канонады был слышен в палатке генерала, несмотря на то, что ближайшая артиллерийская позиция находилась милях в пяти от палаточного городка, где и разместился штаб. И эти звуки, похожие на раскаты грома, стали самой сладкой колыбельной для Клементса. Всю ночь, с самого заката, гаубицы методично уничтожали мятежный город, выпустив сотни снарядов и прекратив огонь лишь под утро, пока расчеты остужали слишком сильно нагревшиеся стволы могучих орудий. И сейчас с высоты полета беспилотного разведчика RQ-1 «Предейтор», кружившего над Нижнеуральском, можно было оценить результаты обстрела.

— Отличная работа! — довольно хмыкнул Клемнтс, остановившись перед огромной плазменной панели, на которую проецировалось изображение с бортовых камер беспилотника.

С пятикилометровой высоты панорама разрушения предстала перед командующим во всей своей ужасающей «красе». Города больше не существовало. Многодневный артиллерийский обстрел, перемежаемый ударами стратегических бомбардировщиков, сбрасывавший с заоблачных высот по нескольку тонн бомб за раз, прошелся по Нижнеуральску гигантским катком. С высоты воронки, оставленные разрывавшимися на городских улицах снарядами и тысячефунтовыми фугасными авиабомбами, казались лишь черными точками, покрывавшими, будто оспины, всю территорию города. На их фоне бросались в глаза огромные проплешины, пятна пепла, оставшиеся после взрывов «вакуумных» бомб МОАВ. Единственный сверхмощный боеприпас, снаряженный восемью с половинами тонн аэрозольной взрывчатки, мог сравнять с землей целый квартал, и от него служили неважным укрытием подвалы, превращенные защитниками города в импровизированные бомбоубежища. И таких бомб генерал Клементс не жалел. Большая часть зданий оплыла бесформенными грудами обломков, погребая под собой сотни, если не тысячи их обитателей. Кое-где над руинами поднимался дым пожаров, растекавшийся над городом серым колышущимся покрывалом.