Грэм Макнилл - Повелители Марса (ЛП)

На борту шаттла не было груза, но, тем не менее, в его трюме царила шумная многолюдная активность.

Сто или больше техножрецов с канидайскими символами легио Сириус окружали грозную массу металла, керамита и железа, которая стояла скованной в центре грузовой палубы, как опасное дикое животное в клетке охотника. Враждебный бинарный код доносился из аугмитов, и Линья ощутила острое чувство опасности.

Даже прикованный к палубе на время полёта «Амарок» оставался великолепным и смертоносным боевым титаном.

Принцепс Винтрас руководил десятком техножрецов и сервиторов, которые заканчивали перекрашивать бронированную верхнюю часть «Пса войны». Повреждения, полученные на Катен Вениа, почти устранили, и Винтрас хотел лично убедиться, что все свидетельства ранения стёрты.

Военный рог титана взревел, эхом отозвавшись на грузовой палубе, и Линья переключила слуховые имплантанты, отфильтровывая самые жуткие воинственные ужасы воя.

— Как я понимаю, старшие принцепсы уладили разногласия? — спросил Виталий, подходя к ней вдоль располагавшейся перпендикуляно грузовой платформы.

— Похоже, что так, — ответила Линья.

Манифольд несколько дней горел после ссоры между Эриксом Скамёльдом и Арло Лютом, ярость их противоборства просачивалась в соседние когитативные сети и заставляла системы по всей «Сперанце» вспыхивать и плеваться позаимствованной агрессией. Что бы ни послужило причиной конфликта, его, по-видимому, уладили, поскольку возобновлённая энергия, с которой два принцепса координировали график непрерывных тренировок легио, просто поражала.

— Не знаю, как ты, дочка, — произнёс Виталий, радостно хлопнув в ладоши, — но я с нетерпением жду прогулки по Гипатии в боге-машине.

Энтузиазм отца по поводу предстоящего путешествия по поверхности на борту «Амарока» омолодил его на десятки лет, и он производил впечатление магоса, который разменял всего второй век. Он обнял её за плечи, и она почувствовала тёплый прилив его любви в своём инфотоке. Она помнила, как Робаут спросил, любит ли она отца и свой несколько пренебрежительный ответ.

Конечно, она любила отца, в такие моменты, как этот, его неуёмная радость всему новому служила полезным напоминанием о том, что значит быть человеком. Она попыталась удержать это чувство, но ядовитый поток гневного бинарного кода титана мешал сохранять любые мысли, кроме как о завоевании.

— Там будет тесно, — напомнила она. — «Пёс войны» не предназначен для перевозки пассажиров и от нас ожидают выполнения функций членов экипажа, которых мы заменяем.

— Да, да, я знаю, — сказал Виталий, теснее прижимая её. — И не сомневаюсь, что нам предстоит великое приключение.

Линья улыбнулась и согласно кивнула. — Хотя, надеюсь, не столь богатым на события, как экскурсия на Катен Вениа.

— Да, — согласился Виталий. — И ты уверена, что поправилась, дорогая?

— Да, поправилась. Все имплантанты, сгоревшие из-за перегрузки данными, заменены, а физические повреждения зажили.

— Я не только о физическом воздействии, Линья. Ты едва не погибла там. Аве Деус Механикус, я не хочу думать, что тебе может быть больно, от этих мыслей у меня стынет кровь.

— Твоя смесь масла и крови остаётся ровно на тридцати восьми градусах.

— Органический оборот речи, но ты знаешь, о чём я, — сказал Виталий. — Ты не должна была подниматься на «Томиоку», и я знал, что ничем хорошим это не кончится. Если хотя бы половина историй в старых журналах о Телоке истинна, то там обязаны были находиться автоматические защиты. Тебе не стоит идти и на Гипатию.

— Почему? Ты же идёшь.

— Ах, да, но я — старик на последней экскурсии в уже слишком затянувшейся жизни, — ответил Виталий. — Кто откажет мне в неповторимой возможности пройти по новорождённому миру в экипаже титана?

— Никто, — сказала Линья, загружая последнюю информацию о заходе шаттла на посадку.

— А, — произнёс Виталий, читая ту же информацию. — Вот мы и на месте.

Молитвенная дорога от Адамантивого Кивория представляла собой одновременно супермагистраль ноосферного света, библиотеку и транзитный маршрут. В прохладной темноте Кивория Котов предавался самоанализу, но когда он хотел насладиться всем тем, что его орден достиг за тысячелетия, то направлялся на Молитвенную дорогу. Сводчатая и украшенная золотом и сталью история Механикус разворачивалась над ним в огромных фресках без всякого изящества работ Клейсенса.

Этот маршрут «Сперанцы» воплощал не изящество, а утверждение.

Высокие статуи из бронзы и мрамора с золотыми прожилками тянулись к далёким сводам, где медленно кружили генетически созданные херувимы и сервочерепа, бормоча приглушённые бинарные гимны. Мерцающие завесы света из мозаичных витражей падали на промасленные цветные ленты и освещали прикреплённые к основанию статуй исполненные пергаменты с обетами.

С тех пор как Котов покинул Адамантиевый Киворий, за ним следовал шестиногий паланкин, монозадачный сервитор-водитель время от времени предлагал ему сесть, но архимагос хотел пройти путь своими ногами. Ну или почти своими ногами, насколько это возможно для существа, от органического тела которого осталось немногим больше, чем голова и спинной мозг. В прошедшие после аудиенции с Сюркуфом дни Котов по-прежнему носил повседневные одежды. Но время прибытия на орбиту мира-кузни Телока приближалось, и Котов знал, что пришла пора принять на себя всё положенное архимагосу Адептус Механикус.

Рядом с ним точно придерживаясь его механического темпа, шагал Таркис Блейлок, хотя свита низкорослых сервиторов хрипела и пыхтела с трудом поспевая за свои господином. Вместе они закончили согласование заключительных ремонтных графиков «Сперанцы», распределив ресурсы и рабочие смены по потребностям и приоритетам. На столь сложном корабле, как ковчег Механикус — и с их материальными средствами, всё ещё представлявшими собой болото неизвестности — задача являлась непосильной для всех, кроме старших магосов с быстродействующими гексаматическими имплантантами.

Линии энергии извивались по шестиугольным плитам пола с каждым шагом, распространяя информацию о присутствии архимагоса и передавая вычисления в сеть корабля. В свою очередь Котов чувствовал раненое сердце ковчега, видя путы Галатеи в каждой жизненноважной системе.

— Вы снова станете едины, — сказал Котов. — И свободны.

— Архимагос? — спросил Блейлок.

Котов покачал головой. — Просто мысли вслух, Таркис.

Блейлок кивнул, но ничего не сказал. Дело с Сюркуфом лишило Блейлока былой обычной отстранённости от смертных проблем и вызвало искренний гнев. Котов знал, что фабрикатус-локум всё ещё не понимал причину, по которой он позволил вольному торговцу избежать наказания.