Д Димитрюк - Бремя лишних (За горизонт 2)

Впрочем, ЗиЛ и на таком поедет. Расход топлива будет повышенный, но это приемлемо. Лишь бы мотор не грелся.

И как бочка не взорвалась?

Моя гипотеза — пуля пробила стенку бочки ниже уровня топлива. И низкокачественное топливо не загорелось. Попади пуля чуть выше, детонировали бы пары даже этой «ослиной мочи».

Идем дальше.

Пусто.

Пусто.

Тут можно и не стучать, бочка как решето. Как не взорвалась. Непонятно.

Пусто.

О! Еще одна. И тоже почти полная.

А в этой что?

Н–дэ, в этой бочке нефтепродукты. Сказать точнее, что залито в бочку не берусь.

И заливать это в баки?

Возможно шушпанцер с его всеядным дизелем и поедет. Какое–то время. Но это только если по–другому вообще никак.

Первым к заправке выезжает МАЗ Степаныча.

Ну да, из нычки машины выезжали в обратном порядке. Вот Степаныч и лидирует.

Будем перестраиваться, но сперва закинем бочки в кузов к Степанычу.

До заката еще полноценных четыре часа. Плюс минут сорок можно ехать в сумерках. Потом все — алес, или включай фары или становись на ночевку.

Ехать с фарами плохой вариант. Ты видишь только тридцать метров перед капотом машины. Зато тебя видят за десять километров.

Засады я не очень опасаюсь. В темное время суток тут практически не ездят — опасно. Соответственно и засад по ночам не устраивают.

Зато вполне могут нас обнаружить и утром сеть на хвост. А до Москвы, при любом раскладе, больше дневного перехода.

Однако нам ехать с фарами не грозит. Не считая пары часов вынужденной остановки, выделители все время за рулем. И если мне, молодому и опытному, неуютно. То, каково пожилому Степанычу или не слишком опытной Ленке?

Ночевать придется.

ОЙ!

— Дэн, не спи, нам по правой колее! — перекрикивая мотор, орет в ухо Галка.

— Это единственная дорога на Демидовск?

— А хрен его знает, товарищ командир. Я тут всего раз проезжала.

Уходящая вправо колея накатана, пожалуй, лучше, чем левая. Скрипя зубами от боли в плече, выкручиваю руль. Затрофеенные на заправки бочки погрузили всего за пять минут, зато теперь у меня ноют потянутые мышцы плеча. Травма совсем не критична, но оптимизма не прибавляет.

Под зубастым протектором колес наконец–то пылит финишный отрезок пути. Теперь только вперед, больше никаких поворотов.

Хотя, вру. Будет еще южная развилка Москва–Демидовск. Но там уже свои, на перекрестке оборудован серьёзный блокпост, фильтрующий едущую из Москвы шушеру.

Хочется оставить между собой перекрестком, где шел бой, как можно больше километров. Однако у нас в конвое только один годный спринтер, это мой шушпанцер. Крепко построенный, с мощным двигателем, к тому же только он и Ленкина «Фронтера» не перегружены. Но Ленкин недовнедорожник чудо, что еще не развалился.

А все остальные машины перегружены. Им приходится притормаживать перед каждой выбоиной, камнем или корнем.

Так что наша средняя скорость двадцать пять километров в час. Даже чуть меньше. И хоть ты тресни, выше она не будет.

Радует одно — вокруг пока тишина.

На западе уже видны предгорья Скалистых Гор, с востока местность повышается, грозя перейти в гряду высоких холмов или невысоких гор, тянущихся в южном направлении. Опасное место. В холмах отличная позиция для контроля дороги, проложенной по плоской, как стол, бедной на растительность равнине. А пойди что не так, лихим людям есть, где скрыться, благо и холмы и горы рядом.

— Вставай, пора, — шепчут мне в ухо губы Алисы. Губы потрескались на ветру и потеряли былую нежность. Но мне они нравятся и такими. Пользуясь случаем, легонько, чмокую Ким в губы.

У меня морда лица выглядит еще хуже. Сказывается отсутствие крыши на шашпанцире и плохая обзорность. Чтобы осмотреться, приходится постоянно высовывать голову из–за брони навстречу колючему от пыли ветру. Глаза прикрывают здоровенные, как у летчиков первой мировой очки, зато щеки и губы полирует не хуже наждака.

— Все тихо?

— Угу.

В хвосте колонны негромко переговариваются женские голоса. Там тоже началась побудка.

Со стороны сидений недовольно ворчит разбуженная Муха. Охранница, блин, дрыхнет так, что пожарным завидно.

Что–то твердое давит на печень. Нашариваю рукой голую детскую пятку, и аккуратно отодвигаю от себя.

Баю–баюшки–баю. Что же меня подняли в такую рань?

Бр–р, еще и зябко, как на исторической Родине.

Рассвет еще никак не обозначил своего прихода. Вокруг еще голимая ночь, без намёка на рассвет.

— Радость моя, что стряслось?

— Туман.

Туман?

Туман.

Туман!!!

Вот это фарт. Да это же просто дар божий.

Вчера вечером конвой остановился на ночлег, прямо на дороге. Можно было продолжать движение еще минут пятнадцать–двадцать. Но больно уж место попалось подходящее. Дорога нырнула во впадину, скрыв конвой от излишне любопытных глаз.

До вырастающих на юге холмов еще вполне приличное расстояние, в сумерках проход колонны не разглядишь даже в оптику. Скалистые горы на востоке едва различимы на горизонте. К тому же где–то у гор течет местная Москва–река.

Так что со стороны гор я пока неприятностей не жду.

Исходя из сложившейся обстановки, я принял смелое — командирское решение ночевать здесь, дабы начать движение колонны еще до рассвета. Максимально используя рассветные сумерки.

А дальше все решит удача и средняя скорость. Если день пройдет без приключений, вечером мы проедем переправу, а ночевать будем на дальнем блокпосту Демидовска.

Ох, и нажрусь же я. В дымину, в ласкуты, в хлам, так чтобы утром было стыдно смотреть в глаза Ким, детям и Мухе.

Тем временем мне в руки впихнули чашку кофе и тарелку с кашей.

— Огонь разводили?! Я же предупреждал………..

— Нет, на примусе в кунге готовили, — успокоила меня Ким.

А в голосе нотки обиды.

На обиженных воду возят, в некоторых местах делают и вещи похуже. Значительно хуже.

— Молодцы. За проявленную смекалку, от лица командования, выражаю личному составу благодарность.

В качестве дополнительного поощрения притягиваю Ким к себе и целую в макушку.

Ночь. Туман. Видимость околонулевая. Большую часть пути я сижу на бронированном капоте шуша. Меньшую часть, в свете фар бегу перед броней в стиле командира САУ младшего лейтенанта Саши Малешкина, из замечательного фильма «На войне, как на войне».

Не слишком–то и молодой командир рысит в арьергарде.

При этом раз в пятнадцать, двадцать минут. Останавливаю колонну и бегу вдоль нее, проверяя, не отстал ли кто.