Андрей Плеханов - День Дьявола

Скорее всего, я тоже не обратил бы на них особого внимания. Но случилось нечто, напрочь выбившее меня из колеи. Слава богу, в тот момент я работал всего с тремя бандерильями. Потому что, будь их в тот момент больше, этих бандерилий, я бы непременно упустил бы парочку и они воткнулись бы прямо в стриженые затылки Лехи и Вовы.

Девушка, которая сидела с ними за столиком, повернулась и посмотрела на меня.

Я уже говорил вам, что мне не нравятся испанки. Но эта убила меня наповал, с первого взгляда.

Грубо я говорю. Привык, наверное, грубовато говорить о женщинах. Так бывает, когда пытаешься скрыть свои истинные чувства. Так проще.

Я не могу описать, что почувствовал в тот момент. Не то чтобы язык мой был беден. Просто это страшно - сказать о том, что ты чувствуешь на самом деле, когда влюбляешься. Страшно показать всем то, что у тебя творится внутри, в душе твоей. Это все равно что оказаться голым на витрине, перед толпой пялящегося на тебя народа.

Боль сдавила мое сердце. И какая-то щемящая грусть - детская и беспомощная. Я вдруг снова почувствовал себя мальчишкой, который не может глаз отвести от самой красивой девочки на танцплощадке, а девчонка эта смеется, и болтает с подружками, и так мило убирает челку со лба нежной рукой, и ты стоишь бледный, прислонившись к стене, и сердце колотится, и невозможно сделать вдох, потому что любовь душит тебя, как грудная жаба, и ты знаешь, что эта девчонка никогда не будет твоей, потому что у нее есть парень, высокий, спортивный, на три года старше тебя., и, конечно, ты ей не чета. И вот она уже уходит с ним под ручку, а ты смотришь на ее хрупкую спину, и она поднимается на цыпочки, и что-то говорит ему на ухо, и они смеются, смеются…

Боже…

Я вдруг обнаружил, что стою с открытым ртом и смотрю на нее, как болван. Каким-то чудом, автоматически, я умудрился поймать свои бандерильи за те секунды, пока был в отключке, и вот сейчас стою, и держу их в руке, и таращусь на эту девушку, а вся площадь таращится на меня и пытается догадаться, что это со мной случилось и почему я перестал кидать в воздух свои желто-красные палки.

– Лех, смотри, в натуре, этот испашка на нашу ляльку запал! Тащится, в натуре, как удав по стекловате!

Один из моих землячков ткнул в меня пальцем и громко заржал. Это спасло меня, вывело из полного ступора.

Я был еще слаб, еще не настолько оправился от поразившего меня удара, чтобы сделать шаг вперед и въехать в морду этому ублюдку, чего он, без сомнения, заслуживал. Я просто суетливо улыбнулся, кажется, даже пробормотал невнятный «пардон» и ретировался к своему мотороллеру.

Я не закончил выступление, но решил сменить бандерильи на безобидные мячики. Потому что руки плохо слушались меня.

Мне больше не стоило глядеть на эту девушку. Это было вредно для моего здоровья. К тому же, я засветился в ее глазах, как полный идиот. Но меня тянуло к тому столику как магнитом. Мне было страшно, что я могу больше никогда не увидеть ее лицо.

Я уже не помнил ее лицо. Только глаза.

«Спокойно, Мигель, - сказал я себе. - Спокойно! Ты только посмотришь на ее личико, и все сразу станет на свои места. Конечно, она окажется уродливым крокодилом. И тебе сразу станет хорошо».

Я снова жонглировал. Я подбирался к их столику бочком, незаметно. Я боялся посмотреть на нее, боялся увидеть ее лицо. Честно говоря, я совсем не был уверен в том, что только что сказал сам себе.

Я боялся, что второй взгляд прикончит меня окончательно. И поэтому в конце концов я оказался спиной к их столику. Стоял к ним спиной и жонглировал своими мячиками, не в силах повернуться к ним.

Парочка бычьих людей уже забыла про меня. Они снова орали в полный голос, перекрикивая мою музыку. А я слушал.

Мне интересно было, о чем может говорить пара редкостных уродов, сидящих за одним столиком с такой красивой девушкой.

– Слышь, как ее зовут-то, телку-то нашу? - проорал один.

– А не один ли хер? - язык у другого заметно заплетался. - Че нам ей, письма писать, что ли? Че-то она говорила мне, вроде, как ее имя. Но я в ихнем языке не рублю. Говорят, как нелюди. А еще типа культурными себя считают!

– Ты уверен, что она - проститутка?

– А кто же?

– Че-то с виду не похожа. Смотри, чтоб не было, как в прошлый раз… Помнишь, прокололись мы? Чуть ихние мусора нас не свинтили! Баба какая-то дикая тогда попалась, чумная. Как ты кнутом ей по заднице врезал, так в окно и ломанулась. Голяком прямо. И орет - караул! Еле смотались…

– А хоть бы и не проститутка! Может, так и лучше будет! Эти, профессионалки-то, на них смотреть уж противно. Нам свежачок нужен! Не, ты глянь на нее - просто конфетка! Грудки, попка - супер! Мордашка, опять же, как у модели. Такое кино будет - пацаны дома с руками оторвут!

– Не, ты, в натуре, думаешь, смирная?

– Говорю тебе, проблем не будет! Что голодная, это точно! Как я ей двести баксов показал, глазки так и засветились!

– А ты ей объяснил, что ей делать-то надо будет?

– Как я ей объясню-то, мудила ты стоеросовый? Я ж сказал тебе, что по-ихнему не волоку. Только «пердон» да «грасьяс». Да ниче там объяснять не надо. За бабки они все что хошь сделают! Ты че, их не знаешь, девок этих?

– Ладно. Значит, так: сперва ты ее… а я снимаю. Потом наоборот. Потом я камеру на стол ставлю, на автомат. И мы ее с обеих сторон. А потом уж, как раскочегарится, доставай свой кнут и браслетки. Только не бей сильно - зашибешь еще, чего доброго, до смерти. И так хорошо орать будет. Видео будет - закачаешься!

– Ну ладно. Пора сваливать. В сортир только сходить. Отлить надо.

– Погодь. И я с тобой.

– А она… ничего? Не сбежит?

– Куда она денется? Пока она свои баксы не получит, сама будет за нами бегать, как козочка…

Я услышал, как за моей спиной громыхнули стулья. Два урода встали и пошли отливать.

Я повернулся и посмотрел на нее. Я уже не боялся, что это добьет меня. Мне уже не было страшно за себя, потому что то, что я услышал, вернуло мне часть моего рассудка - достаточную, чтобы что-то попытаться сделать.

Теперь мне было страшно за нее.

– Сеньорита, - сказал я ей негромко по-испански, не прекращая жонглировать. - Вы напрасно связались с этими двумя bastardos [ублюдки]. На вашем месте я бы сейчас встал и ушел, пока они не вернулись из туалета.

– Иди к черту, клоун, - сказала она и прикурила сигарету. Руки ее едва заметно дрожали. - Это не твое дело.

– Это неподходящая компания для приличной девушки. Эти два грязных extranjeros [иностранцы] опасны для вас. Хотите узнать, что они говорят о вас?…

– Мне плевать на то, что они говорят! - Глаза ее полыхнули яростью. - Ты - тоже extranjero. Я слышу это по твоему произношению. Не лезь мне в душу, клоун. У меня свои проблемы.

Мои самые худшие предположения сбылись. Она оказалась красивой. Очень красивой. Ей было не больше двадцати пяти лет. Темные гладкие волосы до плеч. Черты лица - чуть неправильные, но милые настолько, что невозможно оторваться. Это была та самая девушка, из-за которой я скитался по свету. Мечтал встретить ее, хотя и не знал еще, как она выглядит. Боялся встретить, потому что знал, что это вдребезги расколотит мою свободу.