Олег Синицын - Битва за смерть

Он хочет убивать немцев, с ним никто не желает разговаривать, он медленно сходит с ума, потому что из леса на него смотрит огромный внимательный глаз. А всё из-за треклятой контузии. Что делать?

— Что мне делать? — спросил он у глаза, и в этот момент где-то впереди раздались дробные автоматные очереди.

Подгоняемый тревогой и теряющийся в догадках, Алексей Калинин бежал к переднему краю лагеря. Приходько ни на шаг не отставал от молодого лейтенанта. Выстрелов больше не было, но Калинин уже увидел место, где началась пальба.

Когда рота расположилась на привал, старшина выставил здесь аванпост из двух красноармейцев. Эти двое сейчас прятались за деревьями, подняв стволы «ППШ». Солдаты напряженно смотрели туда, где дорога исчезала в тягучей темноте и где в снегу были погребены немецкие вещи и оружие. Когда Калинин подбежал к часовым, Приходько прижал рукой его неосторожно поднятую голову, уберегая от случайной пули.

Оба упали в снег.

— Там немцы, — коротко сообщил один из часовых. Второй залег под соседним деревом.

— Появились-таки, — пробормотал Приходько. — А мы уж думали, что насовсем сгинули.

— Где они? — спросил Калинин.

— Там где-то, на обочине дороги. Тоже за деревьями прячутся.

Рядом в снег плюхнулся политрук.

— Что случилось? — спросил он. — Кто стрелял?

— Там немцы, — снова повторил часовой. — Мы сидим с Павликом, охраняем лагерь. Вдруг слышим, как с дороги кто-то по-немецки лялякает! Мы и вдарили по ним очередью…

Солдат вдруг ухмыльнулся:

— Кажется, одного положили!

— Совершенно глупое решение, — рассерженно произнес Калинин. — Вы открыли огонь, обнаружили себя, а что, если их целая сотня?

Политрук едва заметно кивнул, одобряя замечание лейтенанта.

— Нет, — ответил часовой. — Их всего двое. Одного точно положили.

Они замерли, глядя в темноту, которая застилала дорогу. И вдруг оттуда раздалось жалобное:

— Nicht schiesen, bitte… Es friert mich! [1]

— Что он говорит? — спросил старшина.

— Вдарить по нему? — предложил часовой, вскидывая пистолет-пулемет.

Зайнулов схватил рукавицей «ППШ» за перфорированный ствол и отвел в сторону:

— Погоди суетиться!

— Он просит, — сказал Калинин, — чтобы мы не стреляли… И еще говорит, что ему очень холодно.

Красноармейцы с удивлением посмотрели на молодого лейтенанта.

— Ты что, по-немецки гутаришь? — спросил Приходько.

— Немного, — ответил Калинин и выкрикнул в темноту: — Heben Sie die Hande und kommen Sie auf das Licht heraus! [2]

— Вот так немного! — усмехнулся Приходько. — Ты прямо как ихний Гитлер гавкаешь!

— Nicht schieen! lch komme [3], — жалобным, почти плачущим голосом произнес немец.

— Скажи своему напарнику, чтобы не стрелял, — попросил Калинин часового.

— Павлик! — крикнул солдат. — Не стреляй в ганса!

Из-за деревьев появилась темная фигура с поднятыми руками. Политрук встал, остальные поднялись следом. Немец шел к ним по скрипучему снегу, в темноте было трудно разглядеть его фигуру. И только когда Калинин, Зайнулов, Приходько и часовые приблизились к немцу, а свет керосиновой лампы упал на него, солдаты ахнули. Зайнулов скрипнул зубами, оглядывая противника. Калинин от удивления раскрыл рот.

Немец был голым. На нем не было ни ботинок, ни одежды, ни даже, нижнего белья. Худая фигура покачивалась от измождения, живот был втянут. Сквозь белую кожу выпирали ребра. Ноги и грудь покрыты «гусиной кожей».

— Смотри-ка! — произнес Приходько, указывая пальцем.

Алексей увидел на дрожащих бедрах и по бокам туловища длинные кровавые полосы. Белая, кое-где синеющая кожа была рассечена каким-то острым предметом. Раны запеклись, и кровь больше не текла.

— Господи! — пробормотал Алексей. — Кто его так?

Немец подошел совсем близко. Белесые волосы слиплись и заледенели на лбу, голубые глаза смотрели мимо солдат, в пустоту. Брови и ресницы покрывал иней. Немца колотило от холода. Скрюченная рука прижимала что-то к груди.

— Нелюдь фашистская! — воскликнул часовой и ударил прикладом. Немец опрокинулся навзничь, из разбитой губы хлынула кровь.

— Правильно, — воскликнул кто-то. — Расстрелять сволочь!

Калинин кинулся на солдата. Схватил за отворот шинели. Автомат вывалился из руки часового, вошел дулом в сугроб и замер прикладом вверх.

— Что ты делаешь? — закричал Алексей. — Зачем его бьешь? Он же сдался! Он безоружен! Посмотри на него… посмотри только! Разве он может причинить сейчас вред?

Солдат оттолкнул лейтенанта.

— Он фашист! — огрызнулся часовой. — Враг! Вспомните, как они поступали с нашими пленными. Что вытворяли в захваченных деревнях. У меня фашисты повесили старуху мать! Какой вред она им могла причинить?

— Мы не можем уподобиться гитлеровцам. Мы — бойцы Красной Армии! Мы обязаны вести себя по-человечески, а не как стая шакалов!

Солдат не ответил. До него внезапно дошло, что он спорил с командиром роты — пусть и молодым, неопытным, но командиром! Собравшиеся вокруг красноармейцы понуро молчали. Немец лежал на снегу и плакал. Алексей опустился возле него.

— Дайте кто-нибудь шинель! — попросил он. — Поскорее, он может замерзнуть!

Красноармейцы молча стояли вокруг и не спешили помочь командиру. Холодные отблески костра играли в глазах. Между солдат мелькнул усмехающийся старшина. Легкий холодок пробежал по спине Алексея при виде его, но сейчас беспокойство доставлял не Семен Владимирович.

— Дайте же шинель! — умолял Калинин. — Неужели вы не понимаете, что можете оказаться в такой же ситуации!

— Вы что, не слышали приказ командира? — грозно спросил политрук. — Совсем разболтались!

Через минуту кто-то принес немецкую шинель. Нашлись и старые поношенные валенки, взятые из обоза. Закутывая пленного в сизое сукно, Калинин разглядел предмет, который немец держал в скрюченных пальцах, — единственную вещь, которая была при нем. В его руке оказалась целая, ненадкушенная булочка с маком. Половина точно такой же сейчас лежала в вещмешке Калинина.

Алексей поднял глаза на политрука. Тот кивнул, показывая, что заметил.

— Значит, немцы прошли через деревню, — сказал лейтенант. — Старухи обманули нас.

— Это неважно, — ответил политрук. — Важно узнать, что произошло с их подразделением. Он единственный, кто может рассказать об этом. Возможно — единственный, кто вообще остался в живых.

— Ему нужен фельдшер, — прошептал Алексей. — Бедняга скорее всего обморозился.

— Я приведу его, не беспокойся, — пообещал Зайнулов и удалился.

Алексей наклонился к дрожащему пленному. Тот по-прежнему плакал, размазывая кровь по подбородку. Калинин протянул носовой платок. Немец испугался этого движения, отпрянул. Но затем взял платок из рук Алексея и прижал к разбитой губе.