Юрий Брайдер - Дисбат

— А ничего мне не надо! Уж извините покорно! — Соломон отвесил глумливый поклон. — Вот только никак не придумаю, что мне с твоими героями делать. С потрохами их сожрать? Или одну кровь выпить? А может, их в верблюжью колючку превратить? А тебя, соответственно, в верблюда?

— Я, между прочим, из твоих бесов тоже умею веревки вить. — Дарий откашлялся в кулак.

— Это ты к чему? — со зловещим весельем в голосе поинтересовался Соломон.

— Просто так. — Синяков мог поклясться, что в кулаке, который Дарий так и не убрал от лица, что-то зажато.

— Намекаешь, что и со мной можешь справиться?

— А ты никак напрашиваешься?

— Так оно и есть! — Соломон принял картинную позу циркового борца. — Померяемся силушкой?

— Ладно, получай первую затрещину! — Дарий не заставил себя долго упрашивать.

Он разжал кулак и дунул на него во всю силу своих необъятных легких. В сторону Соломона полетел стебелек травы с двумя остроконечными, уже подвядшими листиками. Летел он не очень быстро (ведь это вам не камень и не свинцовая гирька), но бес почему-то увернуться не смог, хотя и пытался.

Едва только стебелек коснулся его, как раздалось глухое — хрясь! — и тело Соломона с ног до головы покрылось глубокими продольными трещинами, словно древесина переспелого дерева.

— Наша взяла! — Димка от восторга захлопал в ладоши.

Однако радость его была преждевременной. Вновь раздался магический звук, но на этот раз сочное — чмок! — и Соломон приобрел свой прежний облик, только по-заячъи раздвоилась его верхняя губа, да один ус уполз куда-то к уху.

— Ничего не скажу, удар достойный, — произнес он голосом, еще более писклявым, чем раньше. — Не думал я, что эта травка где-то еще сохранилась.

— У меня в одном укромном местечке целая плантация имеется, — заверил его Дарий. — Если понадобится, на всех бесов хватит.

— Вот тут ты заврался, — перебил его Соломон. — Такая травка вырастает одна-единственная на целый лес, да и то не каждый год. Впрочем, мы отвлеклись. Очередь за мной. Ты готов?

— Всегда готов. — Дарий сплел из пальцев какую-то замысловатую фигуру и прикрылся ею.

— На здоровье не жалуешься? — Соломон явно не торопился.

— Только на аппетит.

— В таком случае на последствия не обижайся. Бесу не было необходимости .производить пассы или бормотать заклинания. У него все получалось само собой, с естественностью змеи, впрыскивающей жертве свой яд.

Дарий все еще продолжал держать пальцы в защитном замке, однако лицо его внезапно приобрело синюшный оттенок, а изо рта, носа и ушей хлынула кровь. Казалось, еще чуть-чуть — и он рухнет словно подкошенный. Однако прошла минута, потом другая, и Дарий, с трудом переведя дух, промолвил:

— Будем считать, что первый инфаркт я перенес на ногах… Спасибо, что не добил…

— Пробовал. Не вышло, — Соломон развел руками.

— И не пробуй больше… В следующий раз такой номер не пройдет… Тем более что для тебя следующего раза не будет.

Дарий утер с лица черную кровь, вперил свой взгляд в беса и, почти не разжимая губ, стал произносить короткие, звучные слова, явно не принадлежащие ни к одному из ныне существующих языков.

Каждое такое слово таило в себе некий грозный запредельный, недоступный человеческому пониманию смысл. Выстроенные в определенной последовательности, они могли влиять не только на живые существа, но и на неодушевленные стихийные силы. Знаменитые «мене, текел, упарсин…» были, наверное, из того же грамматического ряда.

Шум сражения на флангах сразу затих, а бесов, во множестве собравшихся у лесопилки, уже и след простыл. Даже на Синякова, которому эти слова вовсе не предназначались, они действовали как тяжелые и размеренные удары бича.

Именно при помощи таких слов жрецы допотопных культов усмиряли своих кровожадных богов, а ветхозаветные пророки останавливали светила. Откуда эти слова-мечи, слова-булыжники, слова-молнии попали в человеческий лексикон, можно было только догадываться.

Первое время Соломон еще крепился и даже отпускал по адресу Дария издевательские замечания, но вскоре Синяков стал замечать, что с каждым новым словом в бесе что-то меняется,

Сначала пошел на убыль прежний апломб, потом сгорбились плечи, а фигура утратила молодецкую стать. В конце концов дело дошло до того, что Соломон стал терять свою материальную сущность, постепенно превращаясь в бестелесный призрак.

Нужно было последнее усилие, од но-единственное завершающее слово, и владыка бесов перешел бы в разряд эфирных созданий, чье зловещее естество представляет опасность лишь для них самих, но тут силы вдруг покинули Дария.

Из его горла вдруг фонтаном хлынула кровь, и со стоном: «Все!» — он рухнул на корявые доски пола.

— Нельзя употреблять такие заклятия всуе, — произнес Соломон, мало-помалу приобретая былой облик. — Это то же самое, что баловаться с огнем. Если и не сгоришь дотла, то крепко обожжешься.

Хотя в поединке с Дарием он формально одержал верх, даже самому туповатому из солдат было ясно, какой дорогой ценой куплена победа. Если бы речь шла о человеке, а не о бесе-оборотне, то можно было бы сказать, что он в одночасье постарел лет на двадцать.

Погрозив кулаком толпе людей, сгрудившихся в центре лесопилки, Соломон доковылял до Дария и стал кружить возле него, как шакал возле раненого буйвола.

— Имей совесть, — с трудом вымолвил тот. — Следующий удар за тобой, но дай мне время очухаться.

— Какая может быть совесть у бесов, если ее и у людей-то давным-давно нет, — ответил Соломон. — Ты причинил много вреда нашему племени, а потому обречен. За твою жизнь даже объявлено вознаграждение.

— Цистерна крови? — попытался усмехнуться Дарий.

— Нет, мое благорасположение. Поверь, это не так уж и мало.

— Верю. Любой мелкий бесенок только об этом и мечтает… Но ты, как видно, своим благорасположением зря не разбрасываешься, а потому решил расправиться со мной самолично. Так?

— Я постараюсь, чтобы ты не мучился понапрасну, — пообещал Соломон.

В это время снаружи раздался простуженный голосок, заслышав который Синяков выпустил Димку из рук.

— Семечки! Кому семечки! — нараспев приговаривала Дашка (не хотелось верить, что это проделки какого-нибудь очередного беса). — На любой вкус! Тыквенные! Подсолнечные! Жареные! Не жареные! Соленые!

— А это кто еще? — удивился Соломон.

Воспользовавшись всеобщей заминкой, Димка подхватил стебелек травы, едва не погубивший могущественнейшего из бесов, и тут же растворился в толпе, вне зоны досягаемости Синякова.

А тот этого события даже не заметил, потому что во все глаза пялился на Дашку, уже проникшую вовнутрь лесопилки. Как и прежде, она была одета в коротенькие шортики и безобразную старушечью кофту. За плечами Дашка имела туго набитый рюкзачок, а в руке — полиэтиленовый пакет с изображением Джулии Роберте, которую Ричард Гир (видный лишь со спины) употребляет прямо на фортепьянных клавишах.