Юрий Брайдер - Дисбат

Бесцеремонно оттолкнув Соломона, оказавшегося у нее на пути, Дашка бросилась к брату, корчившемуся в луже крови.

— Господи, что с тобой? — воскликнула она, роняя свой пакет, из которого обильно посыпались семечки.

— Надорвался… — хмуро ответил Дарий. — А ты откуда взялась?

— Потом расскажу… Ах жаль, я никаких зелий с собой не прихватила! Чем же тебе помочь?

— Не лопочи… Мы здесь не одни. — Появление сестры скорее удручило, чем обрадовало Дария.

— Действительно, — поддержал своего врага Соломон. — Ты бы, девочка, шла своей дорогой. Не мешалась у взрослых под ногами.

— Это ты кому говоришь, чучело гороховое? — Дашка положила рюкзачок под голову Дария, а сама приняла позу, характерную для уличных скандалисток — руки в бока и хищный наклон вперед.

— Хотел бы знать, с кем имею честь… — Жестокий и лукавый бес на сей раз демонстрировал удивительную кротость, которую нельзя было объяснить ни полом, ни возрастом собеседницы.

— А сам разве не видишь? — Похоже, Дашка обнаглела вконец.

— Ты ненастоящая… —заявил Соломон не очень уверенно.

— Настоящая, — заверила его Дашка, но потом, правда, уточнила: — Почти…

— Не понимаю… — Соломон переминался с ноги на ногу, как часовой на морозе. — Ты же рискуешь. Эту вылазку тебе не простят. Свои же и проклянут… Никто из прибывших оттуда так и не смог вернуться назад.

— А может, я туда и не собираюсь! — расхохоталась Дашка. — Нет, не поймешь ты меня, нечистый! Даже и не старайся.

Из этого странного диалога Синяков понял только одно — употребляя термины «туда» и «оттуда», Соломон и Дашка подразумевали вовсе не срединный мир, нечто совсем иное.

— Хихоньки свои брось, — обиделся Соломон. — Молодая еще… Если надо, и на тебя управа найдется. Но ты попробуй войти в наше положение. Мы не претендуем ни на срединный, ни тем более на верхний мир. Упаси боже, как говорят люди. Просто нам деваться некуда. Верните нас в преисподнюю, и все распри сразу прекратятся.

— В общем-то это не моего ума дела. — Дашка чихнула и утерла нос рукавом кофты. — По-своему ты, конечно, прав. Но тот, кто не хочет видеть вампиров на пороге своего дома, прав стократ. Больше мне сказать нечего. В нижнем мире случайностей не бывает. Ищите того, кто является первоисточником вашей беды.

— В общем-то, тут нет никакой тайны. Но не все зависит от воли бесов, а тем более людей. Иногда разрушительные лавины порождает самая ничтожная причина. И уж если такое случилось, остается лишь посыпать голову пеплом. Никто не в силах одолеть предначертания судьбы… Возьми, к примеру, хотя бы этого человека, — Соломон кивнул на беспомощного Дария. — Еще вчера хозяева преисподней трепетали перед ним, а сейчас он валяется у меня в ногах.

— Ничего… еще посмотрим, кто где будет потом валяться, — прохрипел Дарий.

— Значит, это ты его изувечил, поганка! — И без того осипший голос Дашки перешел в зловещее шипение.

— Но, но! Грабли-то убери, сикуха! — Соломон отшатнулся назад, но Дашка почти неуловимым движением мазнула его всей пятерней по лицу.

— Прими это клеймо от меня на память, — сказала она. — И носи его в любом облике, зримом и незримом, во все времена и во всех мирах.

В ответ раздался такой вой, что, если бы не сорванная крыша и не выбитые окна, у людей, наверное, полопались бы барабанные перепонки. Прежнего Соломона уже не было. Его внешность менялась ежесекундно, но какой бы новый облик ни приобретал разъяренный бес — каменного идола или медного змея, — на его шкуре горели пять глубоких параллельных царапин.

Напоследок Соломон превратился в тучу бешено мельтешащей черной паутины, попытавшейся запеленать Дашку в непроницаемый кокон, из которого она,. надо полагать, уже никогда бы не вырвалась.

Однако девчонка извернулась и с криком: «Изы-ди!» — показала бесу четыре кукиша сразу.

— Изыди! — харкая кровью, поддержал ее Дарий.

— Изыди! — Синяков вложил в этот крик столько силы и страсти, что его душа на мгновение потеряла связь с телом и вернулась обратно, только совершив в свободном пространстве нечто вроде сальто-мортале.

— Изыди! — Димка очертя голову бросился вперед и хлестанул беса стеблем волшебной травы.

Такого дружного отпора Соломон, конечно же, не ожидал. Туча паутины сжалась до размеров футбольного мяча, который выкатился к двери и прыжками понесся прочь. Пять красных полос на черном фоне напоминали товарный знак какой-то спортивной фирмы.

Преодолев таким манером метров пятьдесят, Соломон попытался превратиться в крылатое существо, но так и не смог оторваться от земли. Дальнейший путь он продолжал в жалком облике дождевого червя, длинного и толстого, как пожарный шланг. Форма клейма, оставленного Дашкой, при этом не изменилась, только теперь это были фиолетовые полосы на розовом.

Однако, прежде чем исчезнуть окончательно, ползучая тварь сделала стойку на хвосте и голосом, срывающимся от ненависти, пригрозила:

— Знайте, что власть бесов простирается гораздо шире, чем вам кажется. И за это надо благодарить вас, людей. Поэтому очень скоро мы встретимся опять. Жаль, конечно, что не все доживут до этого момента…

— Кого я вижу! — Дашка перевела взгляд с Синякова на Димку, корректно отвалившего в сторону сразу после того, как стало ясно, что между его отцом и неизвестно откуда взявшейся юной ведьмой существует взаимная симпатия. — А сыночек-то в папашу уродился. Только поотчаянней будет.

— Ничего не поделаешь, — развел руками Синяков. — Зачем отец, когда сам молодец!

— Ты себя в старики не записывай. Осталась еще силушка?

— Есть немного.

— Тогда лови меня! — Разбежавшись, Дашка прыгнула в объятия Синякова.

— Эй, кончайте там лизаться! — буркнул Димка. — Комбату никак конец приходит…

— Как ты себя чувствуешь? — допытывалась Дашка у брата. — Жить будешь али нет? Любой колдун свою смерть загодя чует.

— Если почую, сразу скажу… Таить не стану, — пообещал Дарий, которому каждое новое слово давалось с видимым усилием. — Ты лучше объясни, как попала сюда.

— Я для всех буду рассказывать, можно? — Под «всеми» Дашка имела в виду Синякова и Димку, примостившихся поблизости.

Дарий обвел мутным взором сначала юного штрафника, не убоявшегося ни подневольной службы, ни бесов, а потом и его настырного папашу, вопреки всему в одиночку выжившего в Пандемонии, однако ничего по их поводу не сказал, еле-еле выдавив посиневшими губами:

— Можно.

— Тогда надо издали начинать… Когда вы меня одну бросили, я поплакала немного и в город вернулась. Получила по квитанции чемодан и осталась ночевать на вокзале. Если человек при чемодане, его милиция не трогает. Утром чемодан опять в багаж сдала и на то самое место вернулась, где тебя ждать обещала. — Она без всякого стеснения чмокнула Синякова в щеку. — День впустую просидела. Какие-то алкаши ко мне клеились, но я их быстро отшила… Ночевать на базар поехала. Хотела новости узнать. Там купила полмешка сырых семечек. Часть зажарила, часть так оставила. Многие ведь, особенно старики, сырые любят. Теперь я на той проклятой окраине уже не просто так ошивалась, а вроде бы при деле была. Навара, правда почти никакого. Больше сама налузгала, чем продала Потом смотрю, братец мой катит на своем драндулете. Обматюкал он меня самыми последними словами и назад стал гнать. Я для вида согласилась да еще и семечек ему в карман насыпала. Знаю ведь, какой из карманов у него дырявый. Сколько раз зашить хотела только он не давал… Мотоцикл, думаю, будет бросать на кочках да колдобинах, вот семечки и посыплются. Вы их, кстати, кушайте, зачем добру пропадать… Ну а потом подождала немного и пошла вслед за братцем. Как нитка за иголкой.