Николай Буянов - Клятва на мече

– А ее отец?

– Придумай что-нибудь, – раздраженно сказал Усов. – И учти: девчонка опасна.

– Черепашка-ниндзя? – хмыкнули на заднем сиденье.

– Лыбиться потом будешь, – буркнул генерал. – Когда все закончится…

Девушку звали милым русским именем Машенька – так утверждала запаянная в пластик табличка, прикрепленная к ее белому халату на левой стороне груди. Белый халат был жестко накрахмален и издавал при ходьбе тихое завораживающее шуршание. По крайней мере, молодой врач из амбулатории, которому выпало ночное дежурство, сначала услышал внятный шелест, а уж потом, повернув голову, увидел саму девушку.

Впрочем, рассмотреть ее как следует он смог, только когда она приблизилась вплотную: в больничном коридоре стоял полумрак, слегка разбавленный светом дежурной лампы. И в этом полумраке девушка показалась ему красивой и загадочной. Живо заинтересовавшись, врач прижал очки к переносице, фокусируя зрение… Да нет, никакая не загадочная и не особо красавица, хотя и симпатичная, этакая птичка на жердочке: круглое лицо с ямочками на щеках, светлые волосы с едва заметной рыжинкой, аккуратные губки бантиком, россыпь веснушек на носу… А фигурка хороша (врач плотоядно улыбнулся): ладненькая и стройная, хотя чертов халат скрывает больше, чем хотелось бы… Плюс широко распахнутые глаза, то ли серые, то ли голубые, юность и очаровательная неопытность. Наверняка не умеет пить спирт и умеет краснеть при слове «оральный». Бездна возможностей для воспитательской деятельности.

Девушка держала в руках поднос с лекарствами и шприцами.

– Новенькая? – промурлыкал врач, открывая перед медсестрой дверь в палату.

Девушка кивнула:

– Третий день работаю. И сразу в «ночное»…

– А где Люба? Вроде бы она должна была сегодня дежурить…

– Да вы же знаете, Степан Олегович, у нее мама после инфаркта. Вот, попросила меня подменить.

– Понятно. А откуда ты знаешь, как меня зовут? Девушка улыбнулась и посмотрела на табличку на лацкане докторского халата. Врач рассмеялся.

– Черт, никак не могу привыкнуть к этим вывескам… Кто у нас здесь? – Он указал на палату.

– Женщина, которую на ночь перевели из аллергологии. Ей назначен курс антибиотиков – канамицин и гентамицин.

– Ну-ну. – Врач фамильярно потрепал девушку по щечке. Девушка смутилась, но не отстранилась. – Закончишь дела – приходи ко мне в ординаторскую, чайку попьем.

И ушел, что-то насвистывая себе под нос.

Медсестра вошла в палату, безошибочно ориентируясь в темноте, остановилась у кровати, на которой лежала больная (девушка хорошо запомнила ее: молодая женщина с длинными черными волосами, довольно привлекательная, несмотря на заостренные болезнью черты лица), и включила ночник.

В соседней палате сидели двое. Дежурный врач уже знал, что одного из них – старшего, с седыми висками – зовут Сергей Павлович Туровский, а младшего – Борис (фамилия благополучно вылетела из головы). Борис был одет в больничную пижаму легкомысленного канареечного оттенка – в подобных нарядах щеголяло все отделение, вызывая мысль о театре-балагане. Грудь под пижамой была туго стянута бинтами: Борис исправно играл роль работяги, навернувшегося на стройке со ступенек лестницы. Набор рентгеновских снимков (подлинных, но чужих) прилагался к истории болезни. Медсестер в профессиональные милицейские секреты никто не посвящал, поэтому Борису приходилось сносить полный курс лечения несуществующего закрытого перелома.

Он позвонил Туровскому в пятом часу вечера, увидев на посту незнакомую медсестру. Через двадцать минут Сергей Павлович приехал в клинику и прошел в отделение через запасной выход.

– Где она сейчас? – спросил Туровский дежурного врача.

– Делает укол пациентке в восьмой палате, – сказал тот. Помолчал и добавил: – Вы показывали мне фотографию той… Ну, кого вы ищете. По-моему, ничего общего.

– Она обучена менять внешность, – коротко отозвался Туровский. – Вы не заметили ничего странного в ее поведении?

Врач озадачился.

– Ну, разве что она хорошо видит в темноте…

– То есть?

– Там, в коридоре, почти темно… А она разглядела табличку у меня на халате. Дурацкое правило: все должны носить таблички с именами, как продавцы в супермаркете… Вы сказали, она обучена менять внешность. А чему еще она обучена?

– Много чему, всего и не упомнишь. Но в основном – убивать.

– Она вооружена? – Врач нахмурился и вдруг заорал шепотом: – И вы позволили ей прийти в больницу? Вот так, запросто?! Вы, недоумки! Почему вы не выставили охрану? Почему не перекрыли входы, мать вашу?!

– Охрану выставляют для того, чтобы никто посторонний не проник на территорию. А сейчас перед нами стоит обратная задача.

– Ага, – врач задохнулся от возмущения. – Значит, эта девочка – профессиональный убийца, и вы решили взять ее с поличным, в момент выстрела, да? А о больных вы подумали? Или вам лишь бы орденок на грудь повесить?

– Она пришла не убивать, – тихо сказал Туровский.

– Вот как? А зачем же?

– Увидеть отца.

Сергей Павлович поднялся на ноги, непроизвольно шевельнул левым плечом, чтобы ощутить пистолет в кобуре под мышкой… «Какой, к черту, пистолет, – остановил он себя. – Я все равно не воспользуюсь им – даже при самых гнусных обстоятельствах. Даже если эти обстоятельства будут вовсе уж безвыходные, даже если Аленка (если это Аленка!) начнет и впрямь убивать меня – как она это умеет: ножом, заколкой для волос, голыми руками…»

Даже тогда.

Вспомнилась вдруг Наташа Чистякова, убитая в санатории на берегу Волги: та тоже не взяла в руки оружие, услышав стук в дверь – роковая промашка, стоившая ей жизни… У тебя есть все шансы повторить недавнюю историю, майор, все шансы…

«Наплевать, – решил он. – Я просто хочу посмотреть Аленке в глаза. Не может же она, черт возьми, до сих пор оставаться бездушной боевой машиной. Боевые машины быстро погибают: у них слишком ограничен запас живучести (явная недоработка того, кого когда-то звали Жрецом). А самое главное – боевая машина никогда не пришла бы к раненому отцу…»

– Останьтесь здесь, – велел он Борису и дежурному врачу, а сам вышел в коридор. Однако ни врач, ни Борис не послушались: Туровский услышал, как они напряженно топают следом.

Он чуть не налетел на медсестру. Девушка испуганно охнула и неуверенно произнесла:

– Степан Олегович…

– Что еще? – так же растерянно спросил тот.

– У меня больная пропала.

– Что значит «пропала»?

Медсестра беспомощно развела руками:

– Ее нет в палате.

– Подумаешь. В туалет вышла…

Девушка всхлипнула:

– Она же не может ходить!

– Это та, которую перевели из аллергологии сегодня утром? – резко спросил Туровский.