Кирилл Еськов - Rossija (reload game)

— Это его частное дело — как молиться-причащаться: у нас тут, слава Богу, не Севилья какая! Наш Сенат так прямо и постановил: «Плати налоги — да и молись хоть черту в ступе», да и в прочих варяжских государствах нынче те же нравы. Вот если он работает на ватиканскую разведку — дело другое; но это уже не наша компетенция, а Дона… Ты грибочки-то придвигай к себе и закусывать не забывай. Рыжики, рекомендую!

— Спасибо, Иван Васильевич! Чудо как хороши! Тоже — klyuchnitsa?

— А то как же! — степенно кивнул государь, разливая по следующей. — Да, так вот, продолжаю. Вообще, Джеймс, мы полагаем так, что было три исторические эпохи и, соответственно, три богоизбранных народа. Ну, сначала — евреи: тут уж ничего не поделаешь, Священное писание врать не станет. Потом — римляне, ромеи: этим евреи богоизбранность свою передали, как эстафету, через Иисуса нашего Христа и святого Павла, ибо тот был и евреем, и римлянином. А вот ими уже — тот эстафетный факел кому был передан? Правильно — государствам варяжского корня, и первым нам, через то мы и есть Третий Рим! Ну, будем!

— Очень интересная концепция мировой истории, Ваше Величество… — промямлил я, жуя гриб (и впрямь несравненных достоинств). «Впрочем, — пришло мне тут же в голову, — а стоит ли требовать строгой логичности и историчности от государствообразующих легенд?» [Пометка Ф. Уолсингема на полях: «Да им это только во вред, если хоть чуток вдуматься!»]

— А теперь твой черед, Джеймс! — возгласил Новгородский владыка, вновь устремляя длань к своему бездонному штофу, а левой рукой тем временем делая кому-то широкие приглашающие жесты. — Поведай-ка нам, коммандер: как там братский англо-саксонский народ управляется с гишпанскими супостатами во Флибустьерском дальнем синем море ?

Ноблесс оближ — и я принялся за повествование… [Пометка Ф. Уолсингема на полях: «Знать бы еще теперь — чего он там понаразболтал спьяну…»]

Если бы в следующее утро мне сказали бы так: «Джеймс! Тебе отрубят голову, если ты сию минуту не встанешь!» — я ответил бы томным, чуть слышным голосом: «Рубите! — и пускай она полежит в холодке отдельно от меня…»

При одной только мысли о необходимости приоткрыть глаза (чтоб хотя бы сориентироваться на местности…) возникала уверенность, что тут же сверкнет молния и голову ту разнесет на куски; а пока в ней гудел тяжелый колокол, и между глазными яблоками и закрытыми веками проплывали коричневые пятна с огненно-зеленым ободком…

На исторгнутый мною болезненный стон откликнулся знакомый голос, произнесший с насмешливо-сочувственными (или сочувственно-насмешливыми?..) интонациями:

— Вот оно как — портвейн-то с водкой мешать! «Это коктейль, это по-европейски…» Помилуйте, Джеймс, да разве это можно делать!

Я заставил себя разлепить склеенные веки и оглядел свой апартамент (так: свой! — уже неплохо…). Фрол Фомич же, по всему видать, был бодр, свеж и готов продолжать веселье…

— Слушай… — (неужто это мой голос?..) — Но портвейн-то тут… откуда взялся?

— Ну, твоя история, как в Лиссабонском порту взяли да и сгорели дотла два галеона испанского Серебряного флота вместе со всем содержимым, произвела на Государя такое впечатление, что тот распорядился: найти — сей же час, немедля, хоть из-под земли! — тот самый магический напиток, что сыграл решающую роль в той вашей операции… Но я тебя потом честно пихал локтём в бок: «Не понижай градус!» [Пометка Ф. Уолсингема на полях: «Вот кто тебя тянул за пьяный язык, хвастун ты чёртов?!»]

Я тем временем принял, с грехом пополам, вертикальное положение, но голове моей это решительно не понравилось: припомнилось, и очень живо, как однажды во Фландрии испанские коллеги пытались склонить меня к конструктивному диалогу (они называли это так) при помощи веревочной петли и палки …

«Боги, боги мои, яду мне, яду!»

— Дорогой Джеймс! Это тебе совершенно не поможет. Следуй старому мудрому правилу, — лечить подобное подобным. Единственно, что вернет тебя к жизни, это две стопки водки с острой и горячей закуской.

На оклик Фрола Фомича бесшумно возник пригожий отрок с подносом, на коем были сервированы нарезанный белый хлеб, русская паюсная икра в венецианской вазочке, маринованные белые грибы в фарфоровой мисочке, что-то в кастрюльке и, наконец, водка в объемистом штофе зеленого стекла; он запотел от холода, ибо помещался в полоскательнице, набитой льдом.

— Это тебе государь послал, из собственных рук: та самая! — кивнул на штоф Фрол, и слова эти наполнили меня нехорошим предчувствием.

— Это еще зачем? Такая честь…

— Ну, сейчас поправим здоровье — и вперед. Государь нынче трапезничает с ближним кругом, и очень уж ему твои морские рассказы к сердцу пришлись.

— Фрол, Христом-богом!.. Ну, не могу больше! — малодушно взмолился я.

— Сможешь, Джеймс, сможешь! — успокоительно качнул дланью тот, водрузив на поднос две серебряные стопки. — Как говорится — «За папу… за маму!..» В смысле — за Королевский флот, за Сизинг-Лейн… Они ведь сейчас оба-два на тебя смотрят! [Пометка Ф. Уолсингема на полях: «Ну вот опять… Вот зачем было поминать всуе „Сизинг-Лейн“, а?»]

Против такого аргумента — что возразишь? Первая пошла — «колОм» (под склизлый гриб с колечком лука), вторая — «соколОм» (под икорку), третья — «мелкой пташечкой». Открыли кастрюльку — в ней оказались немецкие сосиски с острым испанским гаспачо; и попробовал бы кто обвинить меня в тот момент в «исконной английской германо- и испанофобии»!

Царёва водка же продолжила открывать передо мною свои разнообразные волшебные свойства: тех трех стопок как раз хватило для полного моего исцеления, и я ощутил себя совершенно готовым к труду и обороне . В конце концов, не каждый день нашего брата приглашают выпить с собой коронованные особы!

Когда мы с Фролом добрались до малой трапезной, застолье уже шло своим чередом. Меня дружно приветствовали тостом «За тех, кто на вахте и на гауптвахте!» (так мы вчера, совместными усилиями, перевели «on guard and under guard»), согласившись зачесть его мне в качестве shtrafnaya…

Я же в очередной раз отметил про себя справедливость высказанной вчера царем максимы «Каков поп — таков и приход»: не владеть, хоть на каком-то уровне, латынью в царском окружении, похоже, становилось неприличным. Сейчас Новгородский владыка как раз иронически втолковывал какому-то почтенному боярину, что изучение языка квиритов лучше начинать с простеньких рифмованных текстов, вроде Приапей, и что он-де и сам в свое время читал охотно Апулея, а Цицерона не читал…

Это и подсказало мне воспользоваться случаем и получить кое-какие сведенья о Новгородском государственном устройстве из самых, можно сказать, первых рук: