Чарлз Стросс - Аччелерандо [litres]

• Послание с того света: путешественники на борту звездолета достигли своей цели – инопланетного артефакта, дрейфующего по холодной орбите вокруг замерзшего коричневого карлика. Они безрассудно загружают себя в него, запирая старвисп на долгие годы гибернации. Эмбер и ее муж стеснены в средствах и едва ли способны оплатить работу движущих лазеров: остатки кинетической силы Империи Кольца, основанной на орбитальном импульсе маленькой внутренней юпитерианской луны, быстро, практически без потерь поглощаются грубыми потребностями экзобионтов и метантропов, развивающихся и размножающихся в инфосреде их владений. Цена импорта мозгов в Империю Кольца очень высока: почти в отчаянии Эмбер и Садек рожают дитя Поколения 3.0, чтобы было кому оставить обездоленное королевство. На снимке – кошка, обиженно вздыбившая хвост рядом с колыбелькой, заточенной под условия невесомости.

• Письмо-сюрприз с внутренних орбит: Памела, мать Эмбер, предлагает помощь. В интересах ребенка Садек принимается за обновление пользовательской системы взаимодействия и разгон пропускной способности. Несчастное дитя многократно разветвляют, и Эмбер прогоняет ветви через симуляции, в отчаянии тасуя разные варианты и итоги воспитания. Родители из супругов никудышные: отец рассеян и склонен увлекаться поиском скрытого смысла в сурах, а мать смертельно измотана необходимостью управлять экономикой маленького и бедствующего королевства. За десятилетие Сирхан проживает дюжину жизней, меняя личности как перчатки. Шаткое настоящее и неопределенное будущее Империи Кольца его не привлекают, а навязчивые идеи родителей бесят. И когда его бабушка предлагает спонсировать перелет и последующее образование в одной из орбитальных колоний у Титана, его родители, облегченно вздохнув, дают добро.

• Эмбер и Садек разводятся. Под гнетом все учащающихся вторжений реального мира в область духовных грез, Садек пишет учение, отправляется в облако Оорта и вливается в секту суфиев, заморозивших себя в матрице стеклообразующих наноботов до лучших времен. Его инструмент завещания, он же легальный аппарат его воскрешения, объявляет, что он ждет пришествия тайного двенадцатого имама.

• Эмбер в свою очередь обшаривает внутреннюю систему в поисках вестей о своем отце, но ничего не находит. Нелюдимая и одинокая, преследуемая обвинениями в долгах, она уходит в борганизм, лишаясь тех аспектов своей личности, из-за коих столь низко пала. По закону ее ответственность связана с ее личностью, и в конце концов она принимает без остатка личность таких же угрюмых отшельников, таким образом расплачиваясь за полный разрыв с прошлым.

• Без Королевы и консорта Империя Кольца, беспризорная, с протекшей атмосферой, поставленная на автопилот громада, медленно погружается в юпитерианскую жижу, излучая энергию на внешние луны, и в конце концов пробивает дыру в облачном настиле, рождая прощальную ослепительную световую вспышку, какой не наблюдалось со времен столкновения Юпитера с кометой Шумейкеров-Леви 9 [101].

• Поглощенный чтением «Сатурналий» [102] Имеются в виду «Сатурналии» Макробия Феодосия (лат. Convivia Saturnalia) – компилятивный исторический труд означенного латинского писателя конца IV и начала V века н. э. Сирхан расстроен родительским крахом и решает, что если они не стали великими, то хоть он покажет себя, пусть даже и не обязательно так, как им бы понравилось.

– Понимаете, я рассчитываю на ваше участие в моем историографическом проекте, – говорит юноша с серьезным лицом.

– Круто! – Пьер идет за ним по дугообразному тоннелю, сцепив руки за спиной – так легче скрыть возбуждение. – А о какой истории речь?

– О двадцать первом веке, конечно же, – отвечает Сирхан. – Вы же его помните, так?

– Я-то? – Пьер делает паузу. – Вы серьезно?

– Да. – Сирхан распахивает неприметную дверь. – Сюда, прошу вас. Я объясню.

За дверью когда-то была одна из боковых галерей музея, набитая интерактивными экспонатами, служившими для посильного объяснения основ оптики детям с дефицитом внимания и их родителям или опекунам. Но традиционная оптика давным-давно устарела, ведь программируемая материя способна замедлять фотоны до полной остановки, кидать их туда-сюда, играть в пинг-понг спином и поляризацией. Теперь зал пустует, пассивная материя в стенах и полу заменена маломощным компьютронием, а из стен протянуты вниз теплообменники, отводящие скудное сбросовое тепло обратимых вычислений далеко под парящее днище города-кувшинки.

– Став куратором музея, я превратил его несущую конструкцию в узконаправленный архив данных высокой плотности – скажем так, воспользовался служебным положением. В данный момент я располагаю где-то миллиардом авабит емкости, и если бы у меня была цель записать сюда всю память и весь сенсорный трафик всех людей Земли двадцатого столетия, я бы без труда это сделал.

Стены и потолок постепенно оживают, светлеют и превращаются в захватывающий дух вид на рассвет с края Метеорного Кратера в Аризоне (но не исключено, что это центр Багдада).

– Осознав, что моя мать растранжирила семейное состояние, я стал искать способ все исправить, – продолжает Сирхан. – И в итоге вот к чему пришел. Существует лишь одно благо, ценность которого будет расти экспоненциально с ходом времени: обратимость .

– Обратимость? Что-то не понимаю. – Пьер трясет головой, все еще слегка мутной после второго рождения, имевшего место час назад. Он никак не привыкнет к тому, что вселенная утратила податливость и никакие сиюминутные прихоти ей более не указ. Вдобавок он тревожится за Эмбер – ее нет в инкубационном зале. – Кстати, извините, но вы не знаете, куда Эмбер запропала?

– Прячется, думаю, – говорит Сирхан без намека на иронию. – Ведь здесь ее мать, – добавляет он. – Почему вы спрашиваете?

– Не уверен, как много вы о нас уже знаете… – Пьер вопросительно смотрит на него, – …но мы очень долго пробыли на борту «Странствующего Цирка» вместе.

– Не волнуйтесь, я прекрасно понимаю, что вы и те люди, что привели к гибели всю Империю Кольца, почти ничего общего не имеете, – отмахивается Сирхан, и Пьер спешно генерирует парочку привидений, чтобы разузнать историю, на которую ссылается юноша-куратор. Когда они воссоединяются с главным потоком его сознания, его ждет нехилое потрясение.

– Нам ничего из этого не сообщили! – восклицает Пьер, скрещивая руки на груди. – Ни слова про вас, про… вашего отца. – Последние два слова он произносит потише. И добавляет уже совсем тихо: – И про мою первую версию… я что, взаправду покончил с собой? Но зачем? – Он и вообразить не может, что здешняя Эмбер нашла в замкнутом святоше Садеке, и даже думать об этом ему не хочется.