Юрий Силоч - То, что не убивает

Перед глазами пробегали полосы цветных артефактов и пятна белого шума, сквозь которые я еле смог различить надпись «Электромагнитный импульс». Какое-то время меня ещё потрясло, но затем резко отпустило. Помехи исчезли, и я осознал себя лежащим в кузове среди песка, стекла, дымящихся гильз и каких-то перекрученных железок.

Кое-как вскарабкавшись по треноге пулемёта, я поводил стволом в стороны, ожидая нападения, но противника не увидел — третий внедорожник куда-то подевался.

«Последний отстал?» — спросил я у Эрвина по внутреннему каналу связи.

«А я откуда знаю?! — огрызнулся напарник, но сразу же сменил гнев на милость. — Вроде да. Ехал за нами, а потом резко затормозил».

«Ну и хорошо… Ай! — напарник мчал, не разбирая дороги, и нас вновь ощутимо тряхнуло. — Остановись, я в кабину перелезу!»

За следующий час я напрочь отбил себе макушку и пару раз чуть не вылетел через лобовое стекло: прежние владельцы машины видимо думали, что пристёгиваться недостойно воина и поэтому обрезали все ремни. Дело дополнительно осложнялось тем, что дверь беспощадно помяли в схватке, и я никак не мог её закрыть, так что риск покинуть машину не самым приятным образом никуда не девался.

Езда была неприятной, но ещё неприятней стало то, что она закончилась.

— Кажется, приехали, — Эрвин попробовал завести машину несколько раз, но двигатель на эти попытки никак не отреагировал. — Вылезаем.

Я с кряхтением выкатился из кабины, разминая кости и потирая повреждённые места, которых было как-то слишком уж много. Ссадины, синяки, ушибы, кровоточащие порезы на лбу, остаточное воздействие ЭМИ, удивительно похожее на похмелье… На теле опять не осталось живого места. Но по крайней мере я был одет и обут, не в пример полностью голому Эрвину.

— Обыщи машину и пойдём, — сказал я, уперев руки в бока и нагибаясь в разные стороны, чтобы размять спину.

Для того, чтобы выбрать направление, не требовалось включать карту: достаточно было лишь поднять глаза, чтобы увидеть небо, разделённое на две половины. Одна — чёрная, усеянная крупными и яркими звёздами, и вторая — зловеще-алая, словно горящая. Апокалиптическое зрелище.

Мой напарник бегал вокруг машины, вскрикивал и чуть ли не рвал на голове волосы.

— Пиздец! — он бегло осмотрел двигатель, хлопнул себя по лбу, отскочил от машины, затем подбежал снова, закрыл капот, полез в кабину, а через несколько секунд опять гипнотизировал мотор. — Пиздец, пиздец, пиздец!

— Не суетись! — рявкнул я. — Собери всё, что можно, и пошли!

— Тебе легко говорить! — ощерился напарник. — Ты не голый. И не босой. Не тебе сейчас бежать хрен знает сколько по камням и колючкам!

Я посмотрел на Эрвина, который разве что на месте не подпрыгивал от злости и безысходности, покачал головой и стянул мокрый от пота плащ. Отодрав от полы несколько длинных полос ткани, я протянул остальное напарнику:

— На! Оторви рукава и сделай обмотки. Но остальное чтоб надел и застегнул. До последней пуговицы, ясно?

— Ясно, ясно, — скаут раздражённо вырвал у меня из рук одежду. — Фу! Весь мокрый! Ты там от обезвоживания не умер?

— Нет, но почти, — ответил я, перематывая израненную голову. Мне и в самом деле жутко хотелось пить и есть. Раньше я не чувствовал этого из-за опасности и адреналина, но сейчас организм настойчиво напоминал о неудовлетворённых потребностях. — Так что не тупи и давай быстрей.

Два старых пердуна, скачущие по саванне огромными прыжками, как дикие антилопы, — прекрасное зрелище. Но не для самих старых пердунов. Кровь стучала в ушах, перед глазами висела красная пелена, распухший от обезвоживания осклизлый язык не ворочался, а ноги кричали, что следующий шаг совершенно точно станет последним. Часто приходилось менять направление, чтобы обойти участки непролазного буша, — досадная трата времени и сил, которых и без того не было. Спуск с невысоких каменных холмов чередовался с подъёмом на такие же невысокие каменные холмы, усыпанные огромными выветренными булыжниками, о которые мы спотыкались и скатывались вниз. Высокая трава цеплялась за лодыжки, в ней прятались сломанные ветки, колючки и прочие приятности — будто сама Африка восстала против нас и не желала отпускать, но мы всё равно бежали.

Бежали, бежали, бежали.

Внутренний пессимист шептал на ухо, что вся эта гонка бессмысленна, что у наших преследователей есть вертолёты и транспорт, а у меня очень скоро не останется даже и ног, потому что дурацкие жёлтые туфли приспособлены для бега примерно так же, как я для спортивной гимнастики. Эрвин молчал и не жаловался, но я чувствовал, что ему куда хуже: мчаться по камням в несчастных обмотках было, должно быть, тем ещё адом.

К тому же мы, как выяснилось, во время погони лишь отдалились от города. Карта с отметками наших перемещений показала, что с самого начала полиция погнала нас вглубь континента, а мы и рады были давить на педаль. Даже не подумали сменить направление, когда оторвались, кретины.

Но были и хорошие новости: относительно недалеко от нас пролегала Седьмая магистраль — одна из крупных трасс, ведущих в Корп. «Семёрка» была не просто дорогой, а настоящим логистическим монстром, который включал в себя не только скоростной хайвей, но и железную дорогу, воздушный коридор, трубопроводы и бог знает, что ещё.

Этот шедевр инженерной мысли протянулся на многие сотни километров с севера на юг, в ЮАР, где сливался с транспортной системой Претории.

Тонкая линия жизни посреди бесконечной саванны. И до неё оставалось всего-ничего, надо было лишь пересечь…

— Вода! — раздался отчаянный вопль за моей спиной. — Вода!

В ту же секунду Эрвин обогнал меня и помчался вперёд, в небольшую низину, которая открылась нам с вершины очередного холма.

Земля там выглядела темнее из-за густой зелёной травы и, присмотревшись, я действительно заметил несколько больших луж, заросших высоким тростником. Туда и нёсся со всех ног мой напарник.

— Стой, придурок! — прохрипел я и откашлялся, потому что раскалённое горло издало нечто совсем непохожее на человеческие слова. — Стой!..

Пришлось припустить вслед за этим идиотом. Нагнать его не составило труда, потому что напарник хромал на обе ноги и бежал на одном лишь энтузиазме.

— Да стой же, твою мать! — я схватил Эрвина за предплечье, но покачнулся, и мы вместе с ним кубарем покатились вниз, к берегу лужи, который представлял собой перепаханное копытами месиво из грязи.

— Пить! — мне в скулу прилетел слабый удар. — Пить! Пусти!

— Нельзя! — рычал я в ответ. — Нельзя, идиот! Там грязь! Инфекция! А может и крокодилы!

— Плевать! — не сдавался обезумевший напарник. — Пить! Сейчас сдохну!