Олег Мельник - Ворон. Скафандр богов (полная версия) [СИ]

Но тут же дверь в его комнату с грохотом распахивается. От неожиданности Вася прыгает до потолка: в проеме при сером свете утреннего окна возникает силуэт, очень похожий на Дарта Вейдера!

— Чё за херня?!

Дарт Вейдер включает верхний свет, и Вася понимает, что обознался: этот злодей из какой-то другой истории.

— Папа, если это пранк, то очень хреновый, — бормочет он с перепугу. — Честно, я в последний раз. А потом сяду за курсовую.

— Твоих родителей не существует, — гудит четырехликий шлем.

— К-как?

Звонит телефон. Парень кидается к трубке, мимолетом соображая — что кому нужно от него в такой поздний, или слишком ранний, час, — и готовится орать на помощь. Номер не определяется.

— Алло? Помогите, ко мне ворвался психо…

— Твоих родителей не существует, — повторяет в трубке голос мрачного гостя.

— А-а-а! — Вася отшвыривает смартфон и забивается в угол.

— Не узнал меня, да? — говорит Ворон, неторопливо приближаясь к пареньку. — Я говорил, что в игру попадаешь не ты, а твоя душа, которая, впрочем, никогда тебе не принадлежала. Даже мысли, которые порхают у тебя в голове, складываются из мэрлонских знаков по формуле нашего синтаксиса (иначе как бы мы, мэрлонцы, нашли общий язык с вами, представителями недоносков Вселенной?). Вынь мысли из своей головы — и ты исчезнешь туда, откуда мы выкопали ваш дикий по всем понятиям этнос… Проклятый Автор, ты создал меня чересчур говорливым! Да… я с детства знаю историю Мэрлона, а теперь знаю, что все мои знания до сего момента, откровенная ложь. Моей планеты, моей родины в том виде, в котором она представлялась мне, никогда не существовало. И твоей, по всей видимости, тоже… Глубоко же Ты закопал меня, Автор. Придумал матрешку из миров, а самый внутренний наводнил главными героями. Ну, зато теперь я знаю, что такой — быть Автором, быть САМОМУ ПО СЕБЕ.

— Кажется, я вспомнил тебя, — говорит Вася. — Ты Ворон. Ты персонаж из игры. Но как ты… перелез из компьютера ко мне в комнату???

— Ты вспомнил, потому что я тебе так велел. Раньше я был частью Автора, теперь Автор — часть меня, а ты исполнитель моей воли. Но, честно говоря, ты мне без надобности. Я буду рассказывать сам о себе.

— Ты убьешь меня?

— Конечно! Но сперва посмотрю на мир твоими глазами.

Я одергиваю шторы и окидываю взглядом убогую панораму земной улицы: предрассветный час; по двору сам по себе катится автомобиль, выруливает к парковке, орошая светом фар пустоту без деревьев, игровых площадок, беседок и ранних прохожих, которым следовало бы неспеша плестись на работу куда-нибудь на другой конец города или за город. На занавесках в доме напротив проявляются и пропадают тени, но их отбрасывают не жильцы, атакованные приступом бессонницы, — они возникают сами собой на границе авторского и читательского воображений. И даже электричества, которому вверено питать осветительные и электроприборы, никогда не изобретали в этом самодельном мирке, состоящим из ста метров прямого вида за рамкой окна. Так что при желании можно выкрутить любую лампочку, и она все равно будет гореть в руках, исправно следуя доверенной ей подсознанием функции.

Возвращаю внимание в комнату Василия: стол с компьютером и часами, диван, кучка тетрадей, разбитый телефон, окно, дверь — несколько четких деталей внутри кубического пространства со стенами, полом и потолком неопределенного цвета и размера. На подоконнике возникает горшок с цветком и тут же пропадает, на стенах появляются и исчезают картины и фотографии в рамочках. По тому же неясному правилу комнату обставляет эфемерная мебель, книжные полки, расстилаются ковры, — которые вмиг испаряются, меняют формы, переносятся на другое место или заменяются чем-то другим. Лотерейный барабан дизайнерских решений, которые никак не могут прижиться, зафиксироваться в быстрой смене наскакивающих друг на друга псевдохудожественных галлюцинаций и читательских догадок.

Вероятно, у прежнего Автора не хватило фантазии изобразить быт главного героя, как и описать его самого.

— Ага. Теперь я понимаю, отчего земляне так цепко держатся за слова и цифры. Того, что не обличено словом, не существует, а что выражено — все равно не имеет четкого представления.

Я только щелкнул пальцами — и непрерывный калейдоскоп форм, цветов и размеров густеет от вкраплений статичных предметов. Синие обои клеятся к стенам, шкаф из ДСП утверждается в углу, наверху загорается свечная люстра XIX века, полы расчерчивает в клетку ванная плитка модного красно-белого окраса, а к столу прижимается дедушкино пианино с милым цветком в вазе на узорной салфетке…

Ладно, хватит дурачиться. Пора выходить из нереальности. Нет главного героя — нет и повествования про него. Нет повествования — остается только действительность. Куда мне, в сущности, и надо. Из разряда вымыслов стать физически ощутимым телом — чего еще может пожелать лично для себя литературный персонаж?..

Достаю из ножен великолепный Меч Вельзевула и направляю острие в сердце Василия. Парень трясется в углу и хнычет. Мнит себя настоящим, хотя, по сути, занимает в сюжете места не больше, чем его компьютер.

…Но вдруг, неожиданно для меня, окно лопается и вместе с брызгами осколков на меня валится незнакомец в таком же, как у меня, Скафандре Бога.

— Остановись! — кричит незнакомец. — Ты зашел слишком далеко. Ты не должен быть здесь!

— Это ты помог мне выбраться из уничтоженного Мэрлона, — говорю я, отступая. — Кто ты?

— Меня зовут Федор Николаевич Сорокин. А ты — мой Проводник.

— Проводник?

Этот Сорокин, кем бы он ни был, вздумал мне помешать. Тревожит меня то, что он осведомлен о ситуации лучше и, вероятно, не уступает мне по силе.

— Ты программа, помогающая мне не затеряться в дебрях чужого сознания. Отчасти я — твой прообраз, контролирующий твою работу.

— Что за шутки?

— Ты пересекаешь границы алгоритма. Твоя задача — просто вывести сознание мальчика из глубокого сна.

Киваю на забитого дурачка.

— Его?

— Да. Как жаль видеть его таким. Это его последнее состояние: вялое, самокритичное… Анастасия Петровна, что ж вы делаете со своим сыном. Нет, эту мадам больше нельзя пускать в больничное крыло. Так, программиста я вызвал. Наверно, он перепрошьет модуль Проводника. М-да… только обрадовался успешному окончанию эксперимента, а тут такой серьезный сбой…

— Вы разговариваете сами с собой, уважаемый Сорокин?

— Скорее всего, Саша, мой пациент, которому мы снимся в данный момент, слышит и запоминает мои слова, а затем вставляет их в сон рядом со своими фантазиями, если момент подходящий. Стараюсь больше говорить и размышлять вслух, чтобы не терять с ним связь. Помогает направлять его мысль. Я долго работаю в области морфологии, и знаете, так же, как нет двух одинаковых характеров, так нет и пары идентичных голов. В чужом сознании все стоит неровно, а порой и вовсе верх дном. Бесконтрольные иллюзии сумбурны. Они напоминают витраж из плаката кумира, обстановки понравившихся книг и видеоигр, персонажей фильмов, аллюзий, личных воспоминаний, обиды школьных времен, роликов из YouTube и популярных новостных тем — и все это в одном флаконе. Можете себе такое представить? Не удивлюсь, если в подобном сне появится, к примеру, крокодил с медными крыльями, или, что еще нелепей, Золушка, полюбившая Святого Патрика.