Пол Ди Филиппо - Рот, полный языков

Кинкас судорожно всхлипнул, не стыдясь своих слёз. Женщи­на с лицом иностранки подошла и стала расстёгивать его рубашку.

- Я окажу тебе ещё одну, последнюю услугу в благодарность за твою доброту.

Она наклонилась, свесив полные груди, тронула языком обру­бок ампутированной руки и стала медленно вылизывать сглажен­ную временем поверхность.

- Щиплет, - пожаловался Кинкас сквозь слёзы.

- Это хорошо. - Добавив ещё слюны на красную вспухшую кожу, она отвернулась и продолжала одеваться, дополнив юбку светло-лиловой блузкой и шнурованными сандалиями.

У двери она остановилась, снова заметив полосатую ящерку. На этот раз любопытный обитатель комнаты устроился на косяке, явно собираясь провожать удивительную гостью. Мгновенно схваченная за хвост ловкими пальцами, ящерка неподвижно по­висла в воздухе, странно равнодушная к собственной судьбе. Кинкас продолжал рыдать.

- Не валяй дурака, Арлиндо. Если бы ты знал меня лучше, то понял бы, насколько глупа твоя просьба.

Ящерица куда-то пропала. Потом исчезла и женщина.

Когда Арлиндо Кинкас появился на веранде в модной белой рубашке без рукавов из универмага Велосо, пятеро потрясённых завсегдатаев бара осыпали его восторженными восклицаниям. Новая рука, загорелая и мускулистая, была точной копией своей пары - вплоть до последнего волоска. Не веря своим глазам, дру­зья без конца трогали, теребили и ощупывали её, словно целая секта последователей Фомы Неверного.

- Рука настоящая! Чудеса да и только. Современная медицин­ская наука должна быть полностью пересмотрена, - авторитетно заявил старший.

Утерев платком потное лицо, украшенное римским носом, он поднял бокал:

- Господь милостив. Будем здоровы!

Ликёр в кувшине быстро убывал. Краснокожая официантка с непроницаемым лицом принесла ещё, поставив рядом блюдо с шашлычками. Движения гибкого тела индианки, полные достоинства, сопровождались таинственным чуть слышным постуки­ванием, похожим на звук кастаньет.

Оторвав зубами от вертела кусочек мяса кинкажу, представи­тельный мужчина предложил:

- Вот что, давайте-ка прямо сейчас пойдём и расскажем обо всём доктору Флавио Зефиро!

Опасливо спрятав за спину новую руку, Кинкас покачал голо­вой.

- Ещё чего! Я не собираюсь весь остаток жизни быть музей­ным экспонатом или подопытной крысой. Это моё личное чудо, и рекламировать его я не стану.

- Доктора всё равно сегодня нет, - объявил тощий кадыка­стый тип. - Никто его не видел, и лошадь с коляской тоже исчез­ли. Говорят, он уехал в столицу за лекарствами для аптеки.

Самый молодой из собутыльников никак не мог успокоиться.

- Вы не сможете сохранить такое чудо в секрете от всего го­рода. Разговоры так или иначе пойдут.

- Пускай говорят что угодно, я буду всё отрицать. Никакого несчастного случая на сахарном заводе не было, вот и всё. Пятнадцать лет прошло, кто об этом помнит? Память и не такие шутки шутит. Забывается иногда даже то, что случилось недавно. Да и кто докажет, что у меня в гостинице жила какая-то беспутная иностранка, да ещё наделённая невероятными способностями? Она всего два дня как уехала, а мне уже кажется, что прошла це­лая жизнь. Сначала я вообще себя не помнил - целый день провалялся в лихорадке.

- А есть, значит, всё равно хотелось? - поднял брови толстяк, теребя жирный подбородок.

Кинкас кивнул.

- Только и делал, что жевал и глотал. Правда, всё было как во сне...

- А о финансовой стороне вы не подумали? - перебил его юркий человечек, многозначительно постучав пальцем по бородавке у себя на носу. - Люди заплатят хорошие деньги за то, что­бы увидеть вашу руку и узнать всю историю.

- Нет, ни за что! - возмущённо воскликнул Кинкас. - Память о ней для меня священна, и наживаться на том, что она сделала для меня, было бы просто грешно.

Тощий человек с запавшими глазами насмешливо фыркнул.

- Вот как? Судя по тому, что я слыхал об этой вашей Лилит, грехов она не очень-то боится.

Побагровев, Кинкас сжал кулаки.

- Пожалуй, пора проверить, на что способна моя новая рука.

Старший из собеседников, исполнявший за столом обязанно­сти председателя, поспешил уладить конфликт, и скоро шестеро приятелей уже мирно беседовали за новым кувшином своей излюбленной зелёной смеси. Тем временем щёлканье ножниц невидимого садовника становилось всё громче. Ветер донёс из-за жи­вой изгороди густое облако табачного дыма.

- Даже индейцы, несмотря на все их суеверия, нормально воспринимают мою удачу и не пристают с глупыми идеями. - благодушно кивнул Кинкас в сторону кустов. - Сейчас сами убедитесь. Иксай! Поди сюда.

Садовник поднялся по ступенькам и подошёл к столу. Почтительно сдёрнув дырявую шляпу, он обратил к сидящим своё тёмное загрубевшее лицо с глазами-щёлочками, продолжая невозмутимо попыхивать сигарой-самокруткой.

- Иксай, что у вас говорят о моей новой руке?

Индеец вынул сигару изо рта, выпустил последний клуб дыма и проговорил со спокойной рассудительностью:

- Ты встретил очень сильную ведьму, обошёлся с ней по-доброму и получил награду. Тут нет ничего странного. Мой отец тоже встречал ведьму, она могла жить под водой, потому что в ней была кровь ламантина. Однажды она помогла найти нож, который отец уронил за борт, когда ловил рыбу. Однако не вся­кому, кто встретит твою ведьму, повезёт так же, как тебе. Я могу работать дальше?

- Да-да, иди работай.

Некоторое время друзья сидели молча, обдумывая слова ин­дейца. Потом самый молодой произнёс, задумчиво пощипывая светлую бородку:

- Интересно, где она сейчас? Может, всё ещё в городе? Очень интересно.

Хижина стояла среди высоких пальм с широкими кронами. Их листья, жёсткие и блестящие, как кожаные ремни, росли так гус­то, что другим растениям не хватало света, и роща напоминала огромный пустой зал с пирамидальными колоннами, составленными из массивных деревянных колец. Однако жизнь здесь кипе­ла вовсю: пронзительно верещали обезьяны, что-то тараторили попугаи, выводили свои трели певчие птицы. Шелуха пальмовых орехов, расщепляемых зубами и мощными клювами, сыпалась на землю дождём. Неторопливые лемуры, молчаливые как монахи, пробирались сквозь лиственный полог, выверяя каждое движение с математической точностью, и таращились оттуда глазами-пуговицами. На голых камнях сидели рядами надменные ящери­цы - последние аристократы царства рептилий, укрывшиеся в стенах ещё не павшей Бастилии. Гигантские тропические бабочки в изысканных нарядах угощались сладким нектаром из сосудов тысячи форм и расцветок, порхая среди орхидей, свисавших со стволов перепутанными гроздями, будто причудливый занавес в невиданном волшебном театре.

Сложенная как попало из негодных досок и листов фанеры, крошечная хижина едва ли могла вмещать больше одной комнаты. Из угла наклонной крыши, выложенной кусками мохнатой коры, торчала жестяная труба. Окон не было вообще, а дверь, слишком большая и явно прежде принадлежавшая какой-то более изящной постройке, висела косо на двух самодельных петлях из морского каната. Её нижний угол прочертил в земле глубокую борозду.