Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

Он одним прыжком преодолел расстояние до двери, запустил руку в карман, готовясь рывком вытащить бумажку, но тут дверь захлопнулась прямо перед носом.

Стас остановился и оторопел. Дверь открылась снова, только уже полностью. Стоявшая за дверью Фанзиля крепко схватила Стаса за руку, которая уж наполовину залезла в карман, и втащила внутрь квартиры.

«Я могу сбросить ее руку и показать надпись. Могу отцепить хватку второй рукой. Могу убежать, пока она не убила меня», — думал Стас, но не делал ничего из этого. Просто стоял в прихожей на коврике из магазина «Все по сто рублей» и смотрел на Фанзилю. Кутающаяся в платье-халат — синее, в белую крапинку — уборщица выглядела обычной старушкой, живущей на пенсию, вспоминающую внуков и обсуждающую с другими подобными старухами цены на хлеб, коммунальные услуги и прочее.

«У нее, наверное, зубы с позолоченными коронками», — подумал Стас. А потом посмотрел Фанзиле в глаза. Они оказались наполнены властью и силой. Чахнущей силой и бывшей властью, если быть точным. Такие глаза могли быть у старой волчицы, которая уже недостаточно быстра, но все еще бесстрашна. Или у сказочной совы, в которой мудрость граничит с безжалостностью. Это были глаза той, которая привыкла повелевать, а не мыть кабинеты за мизерную зарплату.

— Руку из кармана убери. Еще не время, — сказал Фанзиля. Голос был из тех, которым привыкли повелевать. И даже хриплая надтреснутость ему не вредила.

Стас убрал руку, и Фанзиля отцепилась от него.

«Сейчас она выхватит бумажку, убьет меня и получит премию».

Однако Фанзиля молча развернулась и зашагала по коридору в дальнюю комнату. По прихожей разливался смутно уловимый жирный запах шаурмы.

Стас неловко скинул ботинки без помощи рук и зашагал следом за уборщицей. Куртку он решил не снимать. Рука раз за разом ныряла в карман, дотрагивалась до спрятанного там свитка.

В комнате, в которую привела Фанзиля, Стаса ждало новое потрясение. Рисунок с «громовой птицей». Точная его копия висела в рамке на стене. Вернее, это была картина, написанная красками, а не просто карандашный набросок.

То, что Стас принимал за всполохи молний, оказалось языками изломанного пламени. И птица, чей силуэт угадывался в центре, плясала и переливалась в этих языках, то загораясь алым, то становясь оранжевой, а порой впуская в себя тени, словно пробуя их на вкус.

Заметив пляшущее на ветру пламя свечи, Стас успокоился. По крайней мере не галлюцинации, а просто фантазии. Впрочем, адреналина внутри было столько, что галлюцинаций оставалось ждать недолго.

— Это вы нарисовали? — спросил он, указывая на картину.

— Нет. Просто скопировала.

— А-а… — протянул Стас.

Вертевшиеся в голове вопросы не давали покоя. Зачем она приносила ему этот рисунок? Что хочет от него Фанзиля? И не легче ли наплевать на прозвучавшие запреты и просто показать бумажку, чтобы покончить с этой дурацкой игрой?

— Давайте, я вас убью, а премию поделим пополам, — сказал он торопливо, боясь, что Фанзиля тут же откажется. — Потому что вы же коммерческого убили, а он обиделся сильно. Теперь если я вас не убью, то мне не жить нормально.

— Подожди. Сядь.

Стас опустился на стул, на который указывала Фанзиля. Обычный деревянный стул — обветшалый, но державший крепко. Трепетавшее на ветру пламя свечи добавляло происходящему гротеска и мистики. И то и другое заставляло Стаса попеременно возвращаться рукой к карману куртки. Молчание, которое воцарилось в комнате, тоже не добавляло понимания происходящего.

— Здесь, — сказала наконец Фанзиля, словно сжалившись над ним.

Стас моргнул, наморщил лоб и не сразу уловил, о чем идет речь.

Достав из кармана бумажку с именем, он повернул ее и показал Фанзиле.

Та покачала головой. Улыбка вышла слабой и измученной.

— Не так.

— Я никогда еще никого не убивал, — сказал Стас. — Я не знаю как. Надо имя произнести, да? Фанзиля Секфин — вы убиты. Все. Отдайте мне свою бумажку.

Следующая улыбка была тенью предыдущей. Еще более вымученная и более слабая. Казалось, Фанзиля теряет силу прямо на глазах.

«Того и гляди в обморок упадет. А потом скорую вызывать, да? И как я объясню, кто такой и что здесь делаю?»

Стас на секунду отвлекся, но тут же за окном полыхнуло и его передернуло. Вслед за молнией прокатился раскат грома. В углу зазвенело, и Стас дернулся второй раз. Часы удалось разглядеть не сразу, а время на них… нет, это невозможно!

Он заерзал на месте, не зная, куда деть бумажку. Сжал ее в пальцах одной руки, а второй вытащил из кармана телефон — на экране высветилось «двадцать три ноль-ноль».

Как такое могло произойти? Он вышел с работы почти пять часов назад! Добираться сюда не больше часа. Куда делись остальные четыре?

— Требовалось подождать, а сейчас — время подходит к концу, — сказала Фанзиля.

Голос, который раньше казался властным и надтреснутым, теперь превратился в глухой шепот. Стас едва различал его. Фанзиля сказала еще что-то, но уж очень неразборчиво. Пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать.

— Убей, — шептала она.

— Я не понимаю, — сказал Стас, едва ли не плача. — Что происходит здесь? Почему? Что я вам такого сделал-то? Как убить? Вы уже мертвы. Я сделал все, что требовалось. Сделал!

В новом сполохе молнии он увидел, что губы Фанзили шевелятся, но звука не доносилось. Лицо старухи побледнело и застыло, словно росчерк молнии, отпечатавшийся на сетчатке глаза. Стас дернулся вперед и поводил рукой возле рта Фанзили. Удалось почувствовать легкое дыхание.

Он зажмурился, щипая себя за руку, но спасительное пробуждение не наступило. В голове перемешались мысли, и каждая взывала к себе, как к единственно верной.

«Лекарство. Скорая. Бежать. Не оставлять одну. Звать на помощь. Убить».

Взгляд Стаса блуждал по комнате в надежде на подсказку. Пламя свечи постепенно догорало, уже освещая лишь маленький круг между ним и Фанзилей. Птица с картины смотрела строго и одновременно просительно.

Пришедшая следом мысль была скорее наитием, а не тем, что можно выразить разумными словами. Но Стас поспешил довериться ей, потому что даже при ошибке она не приводила к плохим последствиям. На самый крайний случай он просто выставит себя дураком. Ну так это не в первый раз. Да и не перед кем особо.

— Ты убита, — сказал он и скормил бумажку с надписью «Фанзиля Секфин» пламени свечи.

Огонь захватил бумагу тут же. Она вспыхнула сразу со всех сторон голубоватым пламенем, но не спешила прогорать. Огонь впитывал в себя лишь буквы, вымарывая тонер принтера из бумаги, словно солнце, выжигающее лужицы.

— Спасибо. Это сказка, что мы сгораем сами, — услышал Стас и вновь взглянул на Фанзилю.