Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

Только все мы знаем, что люди не умеют вовремя остановиться. Он все пытался нас мирить и объединять. И весь тот общий праздник в честь Дня Летнего Солнцестояния, о котором я хочу рассказать, был целиком его идеей.

На самом деле Ведьмак явно скучал по своим старым привычкам, даже назвал все это не как-нибудь, а шабашем. Созвал всех лесных жителей с нашей половины. Разжег костер на небольшой полянке рядом с высоким старым дубом. Наварил медовухи и приготовил угощения для каждого. Хотя Леший, кажется, ничего не ел, ему хватило медовухи. Он очень быстро наклюкался и уснул, свернувшись комочком у костра. Не самое умилительное зрелище, честно скажу.

Все мы немного расслабились, никто не побрезговал медовухой. И в самую короткую ночь нам и правда оказалось нечего делить. Мы выпили, захмелели, поглазели на костер, Боггарт отплыл на ночной обход, я уже было задремал на ветке, слезать с которой не намеревался, если честно. Тут Спригган начала громко вздыхать, я уж удивился, что она так долго продержалась. Она суетилась, крутилась на пеньке. Ведьмак это заметил, начал расспрашивать ее, мол, что не так, неужто ей не понравилась вытяжка липового нектара и прочее, и прочее.

— Дурак, — говорю. — Костер.

Ведьмак картинно хлопнул себя по лбу и быстро засыпал костер. На наше празднество собрались поглазеть блуждающие огоньки со всей округи, поэтому поляна, на которой мы сидели, все еще была сносно освещена.

— Совместный досуг — это не для всех. Смирись, — промяукал я.

— Ну что ж, — протянул Ведьмак, игнорируя мои слова. — Костер мы потушили, теперь все можем повеселиться? — Он вопросительно оглядел собравшихся. — Предлагаю поиграть. Есть простая человеческая игра. Говорят, помогает узнать друг друга.

— Наивный, — говорю. — Мы знакомы целую вечность.

— Ладно, тогда просто развлечемся. Вот вы называете друг друга просто Кот, Призрак, Леший. — Он глянул себе под ноги на лежащую груду лесного опада, от которой сейчас был неотличим Леший. Отступил на шаг и понизил голос: — Неужели у вас нет имен?

— Имя каждого — большая тайна. Знание о нем дает власть над его носителем. Или ты хочешь обрести власть над нами, человек? — Я встал и хищно выгнул спину. Пусть знает, что вошел не на ту территорию.

— Не горячись. Я имел в виду… Ну, может, вы дадите друг другу клички? Просто на болотах тоже живет Призрак. Он — энтомолог. Толстый, общительный. Совсем не такой, как наш, но тоже Призрак. Спригган и Боггарт, конечно, в одном экземпляре на весь Лес, но…

— И Кот, между прочим, тоже, — сказал я.

— И Оборотень. — Этот пес, конечно, не мог промолчать.

— Вообще-то, — начал я, желая напомнить этому задаваке о стае на другой стороне леса. Стае настоящих оборотней, но Ведьмак меня прервал:

— Ладно, все. Я понял. Давайте просто поиграем.

— В человеческую игру? — уныло спросил Призрак, но то, что он вообще что-то сказал, значило невообразимый интерес с его стороны.

— Да, хотя бы для разнообразия, — кивнул Ведьмак. — Итак, игра называется «Я». Правила просты: первый участник говорит «Я» и добавляет к нему существительное, например: «Я — Ведьмак», второй повторяет то, что сказал первый, и добавляет к нему еще одно слово, на этот раз любое. Понятно?

— Глупости, — ответил я и вновь улегся.

— Давай, Котик, ну пожалуйста, — ласково попросила Русалка с соседней ветки.

— Я сказал — нет.

— Иначе я начну петь.

Как видите, у меня не осталось выбора.

— Начинай ты, Кот — сказал Ведьмак.

— Я — гибель. — Я демонстративно зевнул.

После небольшой паузы я услышал тихий голос Русалки:

— Я гибель… накликала милым,

И гибли один за другим…

О, горе мне! Эти могилы

Предсказаны словом моим.

— Стой. Кажется, ты не поняла. Нужно повторять то, что сказал предыдущий, и добавлять только одно слово, — вмешался Ведьмак.

— Я поняла, поняла, просто… — Русалка, кажется, слегка покраснела, — вспомнилось.

— Ладно, давайте еще раз попробуем. — Человек и не думал унывать. — Давай, Русалка, продолжим.

— Я — странник — сказала она.

— Я странник убогий.

С вечерней звездой… — тихо продекламировал почти слившийся со стволом дуба Призрак.

— У нас что, вечер поэзии? — Кажется, Ведьмак начинал злиться.

— Мне тоже вспомнилось… — меланхолично и немного обиженно сказал Призрак и отвернулся к стволу. — Я — пастух. — Эту фразу было еле слышно.

— Я пастух, мои палаты

Межи зыбистых полей, — тявкнул Оборотень.

— Стой, стой, стой! Не хотите играть — пожалуйста. Только не нужно устраивать цирк. — Ведьмак явно был расстроен.

Оборотень потупил взгляд, но все равно огрызнулся:

— Им можно, а я чем хуже?

— Ой, а можно мне? — скромно сказала Спригган. После того как Ведьмак молча уселся, а мы все согласно покивали, она начала: — Я берег покидал туманный Альбиона:

Казалось, он в волнах свинцовых утопал.

— Я конквистадор в панцире железном, — откуда-то вылез Дуэндэ, видимо, его уже сменил Боггарт. — Я весело преследую звезду!

— Привет, Дуэндэ. — Ведьмак был, как обычно, вежлив. — Вечер поэзии — это все же лучше, чем ничего. Давай, Кот.

— Я есть антифашист и антифауст. Все мне наскучило. — Почему-то я очень смутился.

— Ну все, можем расходиться по домам. — Он уже встал, будто правда собрался уходить.

— А как же ты? — Мы все с интересом глядели на Ведьмака. Он улыбнулся и громко процитировал:

— Я ваш — и никогда из вашей власти

Не выйду; мне дано такое счастье

Любить вас вопреки ушедшим дням.

Уж не знаю почему, а прозвище с тех пор появилось только у меня и Ведьмака. Теперь в Лесу я зовусь Бродским, а Ведьмака называют Ульям.

О, сколько нам открытий чудных, как говорится.

Дед услышал звук разбившейся крынки и вошел в избу. Машуня, стоя на лавке, с виноватым видом теребила тряпочку, которой протирала полки. Кот Прохор уже примостился у растекающейся лужицы сметаны и, урча, лакал.

— Это не я, — протянула Машуня, — я к ней спиной стояла.

— Точно не ты? — спросил дед и хитро прищурился. — Смотри, станешь как Неяшка и пропадешь с белого света.

— Точно не я! — Машуня поняла, что ругать дед не будет.

Она сползла с лавки и стала собирать черепки.

— Деда, а кто такой Неяшка?

— Жил тут у нас один сорванец, Яшкой звали, озорник был, каких мало. — Дед достал трубку и стал набивать ее, как делал всегда перед долгим рассказом.

Машуня выкинула черепки, села на лавку, мимоходом огладив кота, и стала внимательно слушать.

— Значит, дело как было — Яшка не только сорванцом был, в таком-то возрасте кто не озорничает, но он, что ни сделает, тут же — «Это не я». И правда, никто не мог его за шкодой поймать. То козу кто-то отвяжет, то ведро в колодец спихнет, то горшки на плетне разобьются, а то и камень кому в окошко залетит. Видят Яшку рядом, а он знай себе — «Это не я, это не я!». Так и стали его звать Неяшкой. Нравилось Неяшке, что нашкодил, а наказания нет, и озоровал он все пуще. И все бы ничего, да только скоро стало его сверстникам за его проделки попадать. А Неяшка все на своем стоит — «Это не я!». Перестали с ним друзья его бывшие играть и разговаривать, даже видеть его не хотели. Да и взрослые, как начнут в очередной раз виновника искать, скользнут по нему взглядом и как будто не замечают, даже если он перед ними стоит и твердит свое «Это не я!». За людьми и живность домашняя перестала Неяшку замечать. Стал он навроде домового бездомного. Никто его не видит, да уж и не помнит почти никто. Разве что вспоминают его, когда малышей остерегают, да и то все реже.