Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

— Что-то бледно выглядишь. А то, может, на хвосте кто?

Даже тень подозрения заставила собраться и мотнуть головой.

— Спать надо больше. Кофе тут все такой же паршивый?

Парень издевательски согнулся в поклоне, отвел руку, открывая полутемный коридор.

— Еще хуже. Самое то, чтоб гости не задерживались.

— Мерси.

Стаканчик мерзкой, отдающей силиконом жижи жег ладонь, но Обри не ставила его на гладкий металлический стол — боль помогала не слушать бормотание в голове. Почему этот дурак не может помолчать? Он разве не понимает, не чувствует, что ей не до того? Голос Куратора, тающий усмешкой, хотелось выгрызть, но…

«Нельзя».

Проще было жечь руки стаканчиком и разглядывать захламленную лабораторию и ее владельца. Жильца, если, конечно, задвинутый в угол спальник реально было расчистить от завалов плат и кусков механизмов. Даже так наверняка что-нибудь острое могло завалиться в складку, и…

— Слушай, я не пойму, ты кофе пить пришла? Люди, между прочим, работают.

Молодой лысый парень, сверкая серебром имплантов на щеке, щелкнул зажигалкой. Кончик папиросы затлел, и по комнате разлился сладковатый запах. Тут же надсадно загудела вытяжка, но это не слишком помогло. Дым резал ноздри, и Обри подавила кашель. Она старалась не смотреть на розовую кожу головы, но лысина раз за разом притягивала взгляд. Как кто-то может добровольно?.. Парень, затянувшись еще раз, продолжил:

— Или прибор не чпокает? Не верю. Только-только все на мази было. Почистил, смазал, как в лучших домах. Не хуже, чем в Компании — если б там такое клепали.

«Почему он об этом говорит мне? Мы вместе с кем-то… нам сделали прибор для… но я же шла по следу. Я шла по памяти. Нет, я…»

Вокруг стола в металлическом полу шла канавка — до стока в канализацию. У основания валялась промасленная тряпка в коричневых пятнах.

Лицо обволок очередной клуб дыма.

— Так что если претензии — это не сюда. Моя игрушка и вырывает, и вытягивает, и сохраняет, все проверено…

Вырывает. Зачем он рассказывает об этом той, кого?..

«Отлично! — Резкий голос Куратора заставил вскинуть голову, словно этот мужчина с насмешливым взглядом стоял рядом. — Жаль, эти идиоты мне не верили, и отряд не в готовности, но это вопрос получаса, и этого умника мы легко найдем. Молодец, Вторая! И я молодец тоже. Получилось почти все. Жаль, но…»

— Так что беги к папочке и скажи ему, чтобы отвел тебя к нормальному парикмахеру. Смотришься уродски. Если это все, то…

Огонек сжатой в пальцах папиросы метнулся к двери, и Обри машинально проводила его взглядом. Папочка. Тепло рук, уютные колени, ровный стук сердца под щекой. Отец. Нет, папочка. Смех. Пальцы в длинных, до талии, волосах. Он любил их мыть и расчесывать сам. Тогда, когда у нее было имя. Когда Обри была настоящей, а не куклой Компании.

«Вторая? Ты знаешь, у меня тут на консоли индикаторы, и они показывают кое-что странное. Ты там ничем интересным не?..»

В груди стало тесно-тесно, и она моргнула, чувствуя жжение в глазах. Значит, вот как. Кукла. Как они ее поймали? Вырастили заново. Заставили охотиться. Память пробивалась вспышками. Смех — ее? Кровь на руках с аккуратным маникюром. Это — ее жизнь? Это — она? Не веря, Обри шагнула дальше по лабиринту воспоминаний, наудачу толкая двери. Открывались не все, и она билась, лишь бы не думать о том, сможет ли стать… она попыталась рассмеяться так же, как в памяти, и парень раскашлялся, поперхнувшись куревом. Смеяться оказалось просто. Все остальное… ну, она же побила Соплю, так? Почти то же самое. Всего лишь еще один шаг. Разве не стоят того имя, тепло рук, стук сердца? Настоящесть? Жизнь. Жизнь, в которой не придется возвращаться, в которой не будет больше игл и ремней, не будет капсулы с гелем, в которой никак не получается захлебнуться.

— Э, подруга… ты бы шла, а? А то кликну, кого надо, вынесут. — Голос за щитом бравады подрагивал.

Обри пригвоздила его к месту жестким взглядом и медленно улыбнулась. Огонек забытой папиросы начинал подбираться к пальцам парня, и она выхватила ее, поднесла к носу, принюхиваясь, как кошка. Качество так себе, но сойдет. Глубокая затяжка обволокла разум туманом, в котором прятались зеркала, и она наклонилась ближе к человеку, на заказ собравшему прибор, способный вытягивать и сохранять что-то из волос. Из красивых каштановых волос, какие были у нее когда-то — и будут снова.

— Вообще-то, Этьен, я пришла по делу.

«Вторая?»

— Вообще-то мне от тебя кое-что нужно.

«Не смей! Где эти чертовы…»

Голос пропал, и Обри ощутила необыкновенную легкость. Наконец-то что-то делала она сама. Для себя. Не как кукла.

— Говоришь, умеешь не хуже, чем в Компании? Мне нужно, чтобы ты кое-что из меня достал. Чип-коммуникатор. Знаешь такие?

Этьен осклабился, снова обретая уверенность в себе, и подхватил с пола нечто похожее на стальную руку на толстой трубе. В ладони виднелись отверстия.

— А то ж. Так бы и говорила, а то явилась тут. Дело нехитрое. Сымай свой комбез. Обещаю — будет больно.

Обри вскинула брови, не обращая внимания на то, что разум в ужасе вопил, требуя остановиться, перестать, убраться отсюда как можно дальше, потому что иначе придется…

— Снимать совсем?

Она ждала, что Этьен ухмыльнется и кивнет, но тот только пожал плечами и забрал у нее папиросу.

— Не-а. До пояса хватит. В жопу их сажают редко.

Обри кивнула, стягивая ткань с плеч, и легла на стол. Холодный металл обжег кожу не хуже кофе. Этьен же, затянувшись, прижал прибор к ее предплечью, и пальцы сомкнулись.

Он не обманул — было больно.

Когда она уходила, в голове звенела полная, абсолютная тишина. Впервые в жизни она не слышала никого, кроме себя.

Это пугало до жути.

***

Что делает нас собой? Если тебя отстирали и выжали, выполоскали прошлую сущность добела, дочиста, а потом нанесли новый рисунок, что будет истинным? Старое? Новое? А если сквозь свежую краску проступили прежние пятна?

Обри — нет, она больше никакая не Обри, но имя, настоящее, нельзя вернуть просто так — уходила из лаборатории. Дорога больше не казалась туманным следом, манившим образами и запахами. Теперь Обри точно знала, куда сворачивать, где обойти, подняться, пролезть. Может, эти препятствия немного задержат людей из Компании. Хоть бы этот чертов Этьен успел свалить, иначе придется жалеть, что просто не убила его. Но она не могла, хотя руки зудели до сих пор. Он сука, мерзкая тварь, которую отторгла даже Компания, но — свой. Он помогал ей и папе.

Папа…

Как ему, наверное, было одиноко. Как было сложно.

Когда Обри знакомилась и мило болтала с девушками, а потом приводила их в тихое удобное место, папе оставалось только схватить, вонзить нож. Почти такой же, как тот, что сейчас лежал в ее поясной сумке, — сувенир из лаборатории. Интересно, куда делся скальпель, который ей подарил папа? Он так идеально ложился в ладонь, резал волос вдоль. Вскрывал кожу почти без нажима.