Юлия Горина - Зарождение

— Не проще. Датчик газа — это датчик газа, а мышь — это живой оберег, — назидательным тоном ответил ему Павел.

Рэм осмотрелся.

— Экие вы, оказывается, лирики, — усмехнулся он, освещая лучом налобного фонаря надписи на стенах. «Ты в аду!» «Ниже живет только дьявол!» — сообщали они. Но это было как-то логично и ожидаемо. А вот длинная молитва, написанная ровными, аккуратными буквами, его всерьез удивила.

Павел начал было что-то отвечать, но запнулся, остановился и подошел вплотную к тексту молитвы.

— Итить твою в рот, и сюда доползли! — с неожиданным злом в голосе выдохнул он. Повертев головой, он сначала потрогал пальцами, потом снял перчатку и поскреб ногтем краску.

— Свежая еще, даже облезать не хочет...

— Какие-то диггеры-христиане? У тебя конфликт с ними?

Рэм взглянул под ноги, и невольно отпрянул, увидев в воде проплывающую мимо крысу.

— Это Ромыч, плохо... — прошептал Павел. — Значит так: идем быстро, не отставать, вопросов не задавать и слушаться! Все, поплюхали до перекрестка!

Встряхнув поклажу, он устремился вглубь разрезанной светом его фонаря темноты. Рэм поспешил за ним. То ли от активного движения, то ли еще по какой причине, но тени по сторонам тоже зашевелились как-то по-особенному. Все чаще то тут, то там попадались крысы.

Наконец они добрались до места, где труба разделялась на три более узкие, и в этот миг в черном тоннеле справа блеснул свет. Рэм увидел его краем глаза, и невольно повернулся к нему. Послышался громкий плеск. Павел рванул его за рукав:

— Свет гаси! За мной!

Выключив свой фонарь, Павел потащил Рэма назад, в слепую тьму.

Рэм оступился, поскользнулся и плюхнулся больным коленом на бетонный пол.

— Блять! — вырвалось у него, и в то же мгновение он почувствовал, как рука Павла разжалась, и он остался один в кромешной тьме.

А через мгновение ему в спину уже впился яростный свет мощного фонаря.

Вскочив на ноги, Рэм обернулся. Сощурившись, он увидел много теней и темных фигур.

— Молитвами святых отец наших... — с эхом прогремело в тоннеле, и Рэм поспешно подхватил знакомую формулу.

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Аминь! — последнее слово он выкрикнул уже один.

Несколько фигур, отделившись от остальных, побежали прямо на него. Рэм сжался, приняв боевую позицию — но они уже пробежали мимо, и через полминуты раздался громкий плеск и крик Павла.

Те, что остались, подошли к Рэму. Их было четверо. У одного в руке поблескивал короткий широкий нож, у другого, похоже, был пистолет или кислотник.

— Ортодокс? — низким простуженным голосом спросил человек с ножом, направляя Рэму в лицо дополнительный маленький лучик карманного фонарика, словно прожектора в руках его спутника было недостаточно.

— Нет, — честно ответил Рэм, закрываясь от нестерпимого света рукой. — Слушайте, у меня сейчас глаза побелеют — можно хоть немного яркость убавить?

— Нельзя, — послышался ответ, и неласковый тычок в спину прозрачно намекнул, что повторять просьбу не следует. — Иди вперед, брат, и без резких движений, иначе и на тебя веревку найдем.

— А мой напарник?

— Не думай о нем, лучше о себе подумай, — послышался писклявый голосок антисекса.

Рэм окинул взглядом своих конвоиров. Они были одеты в черные балахоны с остроконечными капюшонами, на капюшонах и на груди виднелись белые кресты и надписи. В контексте системы с ее подснежниками и тенями эти люди вполне могли сойти за материализовавшиеся потусторонние силы. И Рэм подчинился, послушно поплелся за ними, опустив голову и стараясь не рассматривать зловещие рисунки на их одежде, но уже через десяток шагов взял себя в руки и остановился.

— Нет, мужики, без напарника я никуда не пойду, — тихо, но решительно сказал он, заставляя себя выпрямиться и расправить плечи.

— Бесстрашный, значит? Или у тебя по две запасные жизни в карманах? — сипло прохрипел человек с ножом, зайдясь влажным кашлем. Между лопаток Рэму прилетел подгоняющий удар кулаком. Он пошатнулся, но не сделал ни шага вперед. Повернувшись к хриплоголосому, он постарался рассмотреть под глубоким капюшоном лицо, но густая тень скрывала его ниже носа.

— Слушай, я бы от одного вашего вида здесь мог бы обоссаться, даже если бы у вас в руках не оружие было, а долбанные анютины глазки. Но мой напарник — это не просто компаньон. Он — мой единственный билет на поверхность, поэтому если вы его в рамку обведете — мне по-любому местных крыс кормить.

Теперь хриплоголосый рассматривал лицо Рэма, подходя к нему поближе.

— Ты не из червей, брат?..

— Если под червями подразумеваются диггеры, то да, я не из червей.

— Турист?

— Скорей вынужденный транзитный пассажир.

— Откуда молитву и правила наши знаешь?

— Отчим был из ортодоксов.

— Ортодоксы — это ремикс христианства, они иисусову молитву не чтят.

— Я не теолог, эти вопросы не ко мне. Но когда у Жени под конец снесло рассудок, он меня в дом только с этой присказкой впускал. А потом сажал за стол и заставлял слушать, как он читает про генеалогию грехов и пороков.

Хриплоголосый переглянулся со своими.

— Как звали твоего отчима, брат?

— Зачем тебе знать?

— Затем, что ты хочешь вернуться к солнцу, — многозначительно ответил тот.

— И не поспоришь. Ладно, его звали Нестеров Евгений Серафимович.

— Автор «Огненного сердца»?! — изумленно спросил хриплоголосый.

Теперь удивился Рэм.

— Да. А ты откуда знаешь?

— Я же не родился в системе, а пришел сюда оттуда же, откуда и ты. А что за генеалогию грехов и пороков он тебе читал?

— У него была старинная книжка, годов девяностых двадцатого века.

Люди в балахонах оживились, задвигались, поворачивая головы друг к другу.

— А как она называлась? — взволнованным шепотом спросил кто-то из них.

— Я точно не помню... Лестница какая-то... Она там и на обложке была нарисована...

— «Лествица, возводящая к небесам»! Опубликованная до перехода к ортодоксальной форме, без еретической редактуры! — с придыханием произнес хриплоголосый.

И все вокруг выдохнули : «Аминь!» и размашисто перекрестились.

У Рэма аж мурашки побежали по взмокшей спине.

— Давай отойдем, брат. Я хочу поговорить с тобой, — сказал хриплоголосый, откинув с головы капюшон, и Рэм увидел еще совсем молодое, красивое лицо южного типа, с густой черной бородкой и широкими смоляными бровями.

Он жестом пригласил Рэма пройти вперед, и ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться. В молчаливом согласии, в свете тонкого лучика крошечного карманного фонарика они дошли до ближайшего ответвления и укрылись в нем от лишних взглядов.

— Как зовут тебя? — спросил хриплоголосый, поворачиваясь лицом к лицу и понижая голос до шепота. Сквозь вонищу канализации пробился едкий запах его дыхания, наполненного чесноком и луком.