Дмитрий Тагунов - На пороге [Сборник]

— Э-э-э!

Резкий, грубый голос донёсся со стороны ворот, выводя Витю из оцепенения. Мальчик потряс головой, пытаясь прийти в себя, а затем постарался высмотреть того, кто кричал. Над забором виднелись две кудрявые чёрные головы, с алчным интересом осматривавшие пространство участка. Цыгане.

— Э, хозяин! — громко крикнул один из них, уцепившись руками в железную кромку и наполовину приподнявшись над забором. — Работники нужны?

Витя испугался и обернулся к деду, ожидая увидеть его реакцию. Старик медленно и величаво повернул голову, и это движение было достойно египетского фараона: худощавого и всевластного сына бога. В глазах Степана горели, подрагивая, кроваво-красные огни.

— ПРОЧЬ! — прозвенел в воздухе громовой приказ, звонкой волной разлетевшийся в пространстве, и непрошеные гости, побледнев от ужаса, бросились бежать, не разбирая дороги.

Витя от испуга упал на землю, ощущая, как предательски дрожат коленки. Однако прошёл миг, и ощущение опасности бесследно исчезло. Схлынуло ощущение нереальности происходящего, и на мальчика взглянули насмешливо-добрые глаза старика.

— Ну чего расселся? — дружелюбно спросил дед Степан. — Вставай-ка быстрей, пока муравьи за попу не покусали!

И Витя тут же вскочил с места, торопливо отряхиваясь.

— Я домой… пойду, — неуверенно сообщил он, и, дождавшись дедушкиного кивка, растерянный и дезориентированный направился в сторону дома.

Есть те, кто верит, что все мы были кем-то созданы, и таких очень много. Я не знаю, правы ли они или ошибаются, да и не всё ли равно, если уж мы ничего не можем изменить? Но даже если действительно есть некий божественный создатель, сотворивший ВСЕХ нас, то с какой стати ему следить за нами, вмешиваться в нашу жизнь, направлять на путь или заслонять дорогу?

Архитектор проектирует здание, но он не обязан в нём жить и работать. Это здание может занять крупная фирма, где власть в своих руках будет держать строгий директор. Стоит ли рядовому сотруднику этой фирмы, получившему взыскание от шефа, обвинять в своих бедах архитектора?..

Творец, словно толстый, переполненный важностью генерал, не будет осуществлять надзор над каждым своим подчинённым — для этого найдутся другие служащие. И кто сказал, что эти другие будут к нам добры? Какая невидимая воля довлеет над каждым из нас? Кому повезёт быть обласканным Небом, а кто станет жертвой несправедливости?

Я хочу посмотреть на тех, кто вяжет узлы из моей нити судьбы. Я хочу бросить им вызов. Я не намерен больше терпеть никакого контроля над собой. Пусть почувствуют себя в моей шкуре. Пусть опустятся на самое дно — не по своей, а по моей воле. Пусть молят о спасении и тщетно ищут выход из ловушки, в которой кончается воздух времени.

Пусть ощутят всё то, что чувствует запертый в банке маленький мотылёк, мечтающий о небе.

Вечером, заставив папу отвлечься от ноутбука, Витя расспросил его о дедушке. Сперва Максим ворчал, не желая ничего рассказывать. Но потом поведал кое-что.

Дедушка Степан, оказывается, был человеком незаурядного ума. Школу и институт закончил экстерном и уже в пятнадцать поступил работать инженером на одно оборонное предприятие. В двадцать он уже возглавлял свою бригаду. В двадцать пять ему подчинялось целое конструкторское бюро с прилегающим заводом. В тридцать ему доверили управление всей промышленностью района. На этом, правда, карьерный рост кончился, однако, похоже, что дедушка и сам не стремился лезть выше, вполне довольный занятой нишей.

Уже после сорока он встретил маму Максима — Витину бабушку. За маленьким Максимом присматривала в основном мама. От неё же ему доставалась родительская любовь. Отец же хоть и поддерживал сына во всём, но оставался с ним строг и холоден, так что даже сейчас между Максимом и Степаном сохранились напряжённые отношения.

Своей бабушки Витя не помнил, хотя и слышал о том, что она была очень доброй. По словам папы, она пыталась как-то повлиять на дедушку. Изменить его. Почему-то папа употребил слово «спасти», хотя от чего спасти, так и не объяснил.

Надо всем этим Витя усиленно думал, когда ложился спать в отведённой ему отдельной комнате.

Страшный полосатый паук так и не вернулся в свою паутину.

На третий день мальчик уже без колебаний целеустремленно направился к дедушкиному креслу. Старик сидел, озабоченно вертя в руках пустую трубку, и о чём-то усиленно размышлял. Взгляд из-под полуприкрытых век остановился на недалёкой лесной кромке, маячившей из-за забора. Над горизонтом поднималась массивная, налитая темнотой туча.

— Сегодня ты опять покажешь мне странные видения? — прямо спросил старика мальчик.

— Ты о чём? — не отрываясь от размышлений, спросил дедушка.

— О видениях иных миров, — всё также уверенно проговорил Витя.

Старик хмыкнул.

— Ну и фантазёр же ты, Виктор.

Только он звал мальца Виктором. Папа звал его Витькой. Мама Витенькой. И лишь дедушка называл полным именем.

«Наши сознания почти настроились на одну волну, — прозвучал в голове паренька голос деда. — Ты увидишь то, что видел я. Я увижу то, что видел ты».

Степан наконец-то взглянул на внука, и в его глазах заплясали огоньки далёких звёзд. Реальность поплыла, снова сделалась зыбкой, дрожащей, вязкой. Подобно тому, как мясо обмякает, лишившись поддержки скелета, так и реальность утратила свою стройность, лишившись поддержки времени.

Картины из прошлого заполонили сознание мальчика. Звёзды повели перед ним свой величественный хоровод. Миры сменяли друг друга во вспышках света. До тех пор, пока не приблизился из туманной дали один-единственный, но знакомый и родной мир. Земля.

Взгляд сосредоточился на окружающем пространстве. Куб. Большой стеклянный куб, стоявший посреди обширного помещения, заполненного электроникой и химическими приборами. В самом кубе на стерилизованном полу лежало тело существа: бесцветные полотнища крыльев, обильно усеянных крупной серой пылью, мертвецки распластались по полу; тонкое тельце иссушено, из ран вытекает вязкая жидкость. На вытянутой плоской голове существа хорошо различимы жёлтые полукруглые челюсти, спазматически сжатые в последнем предсмертном усилии.

«Когда-то нас было двое».

За стеклом стоят люди в белых халатах. Молчаливо смотрят, наблюдают, ждут. Затем разворачиваются и все вместе направляются к дверям лифта. Вежливо раскланиваются, пропуская друг друга в кабинку. Последний из них, высокий черноволосый мужчина с тяжёлой челюстью и маленькими глазами, вдруг оборачивается и шепчет, глядя на то, что стало пленником куба: