Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Старик перевел взгляд на фигуру в кресле. Он мог быть на месте этого юноши, если бы обстоятельства сложились иначе. Если бы его вырастили так, как вырастили этого юношу. Если бы он видел то, что довелось видеть ему. Юноша – всего лишь пешка в этой игре.

Как и он сам.

– Да что такое смерть для тех, кто вздохнет полной грудью в раю? – спросил старик. – Где же самопожертвование? Но это… – Старик ткнул пальцем в черную пасть, растущую на экране. – Вот истинное мученичество. Ты взрывал невиновных только за то, что они были иной веры, чем ты. Так вот что ты получишь от них. Это всё.

Молодой человек тихо всхлипывал. Горизонт приближался.

Инфографика на экране показывала, что осталась одна минута.

– Ты все еще можешь сказать мне…

– …еще есть время.

– …они ведь твои друзья, твоя семья, если угодно…

– …ты думаешь, они бы тебя не выдали?

– …выдали бы.

– …нам просто нужны имена.

– …несколько имен. И все. Я сделаю это для тебя, пока не стало слишком поздно.

Молодой человек зажмурился.

– Нет.

Дочки.

Из-за таких мальчишек, как этот мальчишка.

– Почему? – спросил старик с искренним недоумением. – Это тебе ничего не даст. Ты не получишь своего рая.

Юноша молчал.

– Я отниму у тебя твои небеса, – сказал старик. – Ты ничего не получишь.

Тишина.

– Твоя верность бессмысленна. Назови мне одно имя, и я покончу с этим.

– Нет, – сказал молодой человек. По его щекам струились слезы.

Старый математик вздохнул. Такого он не ожидал.

– Ты знаешь, я тебе верю, – сказал он и перерезал горло юноше.

Одним движением он рассек сонную артерию. Глаза молодого человека на миг расширились – больше от удивления, чем от более сложного чувства. Он навалился на ремни.

Все было кончено. Старик провел ладонью по глазам юноши, и веки опустились.

– Может быть, этого тебе и было надо, – сказал он.

Он сел на пол, преодолевая растущую гравитацию. Он смотрел, как приближается тьма на экране. Математическая часть его сознания была довольна. Коэффициенты уравнения расставлены верно. Солдат за солдата.

Он подумал о своих дочерях, кареглазке и синеглазке. Он попытался удержать в памяти выражения их лиц. Ему хотелось бы думать о них вечно.

Не противоположность бытия, но его инверсия. После этого он стал ждать. Выяснится, был он прав или ошибался. Будут его судить за грехи или нет.

Джим Хокинс мог бы считаться новичком в литературе, но сорок лет назад он уже опубликовал свой рассказ в журнале «New Worlds». С тех пор о нем ничего не было слышно, пока новое произведение автора не вышло в «Interzone» в 2010 году. Однако сорокалетний перерыв не умалил таланта и писательских навыков Хокинса, в чем мы можем убедиться, прочитав следующую историю. В ней рассказывается о беглеце, рискнувшем всем, чтобы покинуть разрушенную, охваченную войной Европу ближайшего будущего и перебраться в Африку – ведь Черный континент достиг процветания и технического развития, неведомого Старому Свету.

Между холмами пролегала узкая долина. В безжалостном свете африканского солнца трава и невысокие деревца казались почти бесцветными. Джейсон направлялся через долину к тесной ложбине в русле реки. Стайка испуганных антилоп дукеров вырвалась из-за кустарника и длинными изящными прыжками скрылась в роще выше по склону холма. Джейсон остановился и, заслонив глаза от солнца, проследил за бегущими животными, прежде чем начать спуск к пересохшему руслу реки Каламбо. Антилопы вернулись спустя сто пятьдесят лет.

Джейсон спускался осторожно, избегая острых камней. Его подошвы сейчас стали жесткими, как никогда прежде, и всё же до железных пяток, выработанных эволюцией и сведенных почти на нет удобной обувью, ему было пока далеко. Джейсону всегда с трудом давалась ходьба по щебенке.

Берега реки из ржаво-красной и бурой железистой глины, мягкой и крошащейся под ногами, поднимались на десять футов вверх. Слева, на стороне Замбии, берег был тенистым, темным и влажным, а берег Танзании справа насквозь выжгло солнце. Терновые кусты, росшие там, почти не давали тени. Свет был свирепым, почти давящим. Джейсон смахнул пот со лба тыльной стороной руки и вытер ее о серые шорты. Там, где рукав реки впадал в основное русло, путник взглянул на пологий берег. В тени эвкалиптовой рощи виднелась терракотовая черепичная крыша Центра Джона Дезмонда Кларка. Чуть ниже того места, где стоял Джейсон, ближе к верхнему краю оврага, из воды выступал кусок кремня. Как будто его туда воткнули специально. Джейсон выковырял находку из глины и взвесил в руке. Хороший обух топора, но не идеальный. Ударная поверхность была чуть выщерблена. Брак. Сто шестьдесят тысяч лет назад мастер, создавший топор, с отвращением выкинул свою поделку. Джейсон задумался: каково бы пришлось археологам вроде Кларка, если бы качество в каменном веке не контролировалось так строго? Если бы все эти орудия пошли в дело, раскапывать было бы нечего. Древний индустриальный мусор, настоящие свалки, но более естественные, в каком-то смысле более уместные, чем гигантские мусорные свалки Дагенхэма и Лонгбриджа и спутанные стальные спагетти железнодорожных рельсов, петляющие между обрушившихся градирен [121] Градирня – сооружение для охлаждения воды атмосферным воздухом. Применяется на промышленных предприятиях. заброшенных электростанций – там, в руинах далекой Англии.

У теней были острые углы, как и у кремниевого топора, который Джейсон сжимал в руке. Он прошел еще пятьдесят футов и обнаружил в высохшем речном русле другой артефакт – плоскую жестянку диаметром с его ладонь, заржавевшую, но нетронутую, с давно стершейся этикеткой. Джейсон перевернул ее ногой. Итальянские консервы времен Первой мировой, унесенные водой из какого-то окопа, может, даже еще съедобные по прошествии двухсот лет. Все равно у Джейсона не было открывалки, так что ему никогда не узнать. Однако он все же нагнулся, подобрал банку и сунул ее в карман.

По обе стороны от реки изящные, немыслимо тонкие башни солнечных реакторов поднимались на двести футов над чахлыми деревьями саванны. Временами они отбрасывали ослепительные солнечные блики – удивительные сияющие цветы, взлетающие к тонким перьям термальных облаков.

Стрекот цикад наплывал волнами, как шум гигантского оркестра, состоящего из однострунных скрипок. Затем издалека раздался вой – собаки или гиены.

Впереди речное русло расширялось, но все еще оставалось довольно узким, примерно тридцати футов в ширину. Глина под ногами сменилась участками серого камня – каналом, прорезанным водой в скале за миллионы лет.