Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

– А что, если мы инсценируем твою смерть, Фрэнк? – кричала она шепотом, пока они цеплялись за леерное ограждение. – Ты бы мог…. Ну, я не знаю… Мог бы разыграть самоубийство. А потом… – она смотрела на буйные волны своими мудрыми золотистыми глазами, – мы избавились бы от Уоррена под видом тебя.

План был безупречный и красивый, как она сама, и Фрэнку хотелось ее поцеловать, обнять и сделать все остальное, что они успели друг другу наобещать, и сделать прямо здесь и сейчас, на скользкой палубе. Не так уж трудно на несколько месяцев прикинуться Уорреном, спрятаться под его париком, за его солнцезащитными очками и всем его гримом. Потом пройдет время, и муж Дотти начнет выглядеть все лучше и лучше. В конце концов, технологии постоянно совершенствуются. Можно просто сказать, что он снова умер, и его воскресили по новой методике. От них потребуется всего лишь немного терпения – небольшая цена, если представить, какая награда их ожидает: Дотти освободится от своего проклятия, и они с Фрэнком будут богаты.

Самым очевидным исходом представлялась гибель в волнах. Они уже несколько раз прокручивали эту идею, и вот теперь она показалась идеальной. Перекинуть Уоррена за борт, и он камнем пойдет на дно, ведь все его протезы – из металла. А если сделать это на корме – сбросить его в бурлящий, фосфоресцирующий кильватерный след от восемнадцати азимутных винтов «Блистательного бродяги», – его порвет на корм акулам. Не останется даже тела, которое можно найти. Конечно, завоют сирены, одна из камер на корпусе судна, вероятно, зафиксирует падение, однако даже самые сложные технологии не помогут установить, что именно произошло в восьмибалльный шторм. Особенно если это случится в темноте и на Уоррене будут форменный блейзер в сиреневую полоску и радиомаячок, который обязаны носить все члены экипажа.

На следующий день разыгрался шторм, подобный тому, что уничтожил корабль Одиссея, и все увеселительные заведения «Блистательного бродяги» быстро опустели – пассажиры разбрелись по каютам. Парикмахерская закрылась пораньше. Несколько плавательных бассейнов накрыли брезентом. Декоративное озерцо в «Парке наслаждений» спустили. В воздухе стояли стоны и скрежет, непонятные приглушенные стуки, грохот и вездесущая вонь блевотины.

Двигаясь по кренившимся коридорам к месту условленной встречи, Фрэнк уже сам удивительным образом верил в собственное самоубийство. Его последняя лекция на борту «Блистательного бродяги» была об Орфее, который пытался спасти покойную жену Эвридику из царства мертвых, и Фрэнку не составило труда, глядя на этих выцветших зомби, стереть с лица обычную заразительную улыбку и придать себе угрюмый и депрессивный вид. Точно так же он вел себя и с коллегами. На самом деле, понял вдруг он, он вел себя так уже не один год. Во всем, даже в ярости разбушевавшегося шторма, чувствовалась какая-то неотвратимость. Вернувшись в свой спальный модуль, Фрэнк с неожиданной для себя легкостью сочинил предсмертную записку. Удивительно ярко описал пустоту своей жизни: никчемную монотонность разговоров, экскурсий, стоянок и погрузок. А еще долгие часы в спортзале, ритуальные соблазнения с обязательным притворным сопротивлением и неизбежным сексом, за которым следовал еще более неизбежный разрыв со столь же притворным сожалением. Он сам невольно изумился, каким сущим адом была его жизнь до встречи с Дотти. Если посмотреть на нее трезвым взглядом, то немедленное желание смерти казалось очень даже оправданным.

Он пришел на пересечение коридоров между Аркадой любителей боулинга и самым маленьким из пяти бургер-баров на две минуты раньше назначенного времени и с облегчением обнаружил, что вокруг пусто и его никто не видит. Дотти, как он и ожидал, оказалась пунктуальна и была по-прежнему прекрасна, несмотря на серый плащ и покойного мужа, которого она едва ли не волоком тащила по вставшему на дыбы полу. Уоррен был в своей обычной хлопчатобумажной куртке с начесом, широких нейлоновых штанах и кроссовках на липучке, солнцезащитные очки и парик сидели кое-как.

– Поздоровайся с Фрэнком, – велела Дотти, хватаясь за поручень и удерживая Уоррена за шиворот. – Ночь, конечно, ужасная, но я уговорила Уоррена прогуляться, чтобы немного прийти в себя.

Фрэнк кивнул. Во рту у него пересохло.

– Не хочешь мне помочь? – прибавила она, толкая Уоррена в объятия слегка ошалевшего Фрэнка.

– Пойдем, старина, – услышал Фрэнк собственное бормотанье, приваливая ветхое существо к переборке. – Может, снимем вот это?

Он спешно стянул с Уоррена черную куртку, показавшуюся на ощупь потрепанной, теплой и чуть засаленной, хотя куда отвратительнее был вид и ощущения от Уоррена без куртки. Покойник пробормотал что-то и обернулся на Дотти, глядя на нее все тем же преданным щенячьим взглядом, но сопротивляться даже не пытался.

– И может, еще это?

Парик на ощупь был еще теплее и засаленнее.

– И это…

На сей раз были солнцезащитные очки, сдернутые с подобия ушей и носа. Фрэнку приходилось старательно прицеливаться, выверяя свои движения на гулявшем вверх и вниз судне. Боже мой, ну и развалина этот Уоррен!

– Кажется, вы замерзли, мистер Хастингс…

Фрэнк скинул с себя блейзер:

– Давайте-ка наденем это.

Еще несколько маневров – и Уоррен был облачен в форменный пиджак Фрэнка. Фрэнк едва не забыл о радиомаяке, но Дотти напомнила ему быстрым шепотом. Даже теперь, в новом прикиде, Уоррен выглядел всего лишь на редкость лысым и анемичным пугалом, и Фрэнк усомнился, убедит ли кого-нибудь маскарад, но в следующий миг распахнул тяжелую дверь навстречу могучему шторму.

Палуба была залита водой. Дотти задержалась за дверью. В воздухе висели соленые брызги. Удивительно, как она сумела столько сделать, чтобы ему помочь, если вспомнить, какими путами связал ее этот сморчок. Теперь же от нее требовалось всего лишь не потерять его куртку, парик и солнцезащитные очки. По серому небу гуляли пурпурные всполохи. Пока Фрэнк Онионз поскальзывался, силясь перетащить Уоррена Хастингса на корму «Блистательного бродяги», он чувствовал себя Одиссеем, который спасается с острова Цирцеи, Ясоном с его аргонавтами в поисках золотого руна. Уже скоро он достигнет того теплого, приветливого берега, который обещала ему Дотти.

Еще несколько рывков, и он вцепился в кормовое ограждение, крепко держа Уоррена, хотя оба они промокли до нитки, а небо уже было не отличить от моря. Потом Фрэнк ощутил, как вздымается над волнами стальная громада кормы «Блистательного бродяги», до предела напрягая все свои заклепки, и на какой-то бесконечный миг показалось, что корабль так и будет подниматься, пока воды не подомнут его под себя. Фрэнк поскользнулся и едва не упал, когда схватил Уоррена за руку и попытался перекинуть его через леер.