Вероника Батхен - Вербариум [litres]

На набережной Ждановки зажглись фонари. Тусклый закат багровым светом разлился на полнеба. И вот, медленно раздвигая толпу, появился большой автомобиль комиссара Петербурга. В сарае изнутри осветились окна. Толпа затихла, придвинулась.

Открытый со всех сторон, поблёскивающий рядами заклёпок, яйцевидный аппарат стоял на цементной, слегка наклонённой, площадке, посреди сарая. Его ярко освещённая внутренность из стёганной ромбами, жёлтой кожи была видна сквозь круглое отверстие люка.

Лось и Гусев были уже одеты в валеные сапоги, в бараньи полушубки, в кожаные пилотские шлемы. Члены правительства, члены академии, инженеры, журналисты, – окружали аппарат. Напутственные речи были уже сказаны, магниевые снимки сделаны. Лось благодарил провожающих за внимание. Его лицо было бледно, глаза, как стеклянные. Он обнял Хохлова и Кузьмина. Взглянул на часы:

– Пора.

Провожающие затихли. У иных тряслись губы. Кузьмин стал креститься. Гусев нахмурился и полез в люк. Внутри аппарата он сел на кожаную подушку, поправил шлем, одёрнул полушубок.

– К жене зайди, не забудь, – крикнул он Хохлову и сильнее нахмурился.

Лось всё ещё медлил, глядел себе под ноги. Вдруг он поднял голову и, обращаясь почему-то только к Скайльсу, сказал глуховатым, взволнованным голосом:

– Я думаю, что удачно опущусь на Марс, оттуда я постараюсь телеграфировать. Я уверен – пройдёт немного лет и сотни воздушных кораблей будут бороздить звёздное пространство. Вечно, вечно нас толкает дух искания и тревоги. И меня гонит тревога, быть может, отчаяние. Но, уверяю вас, в эту минуту победы – я лишь с новой силой чувствую свою нищету. Не мне первому нужно лететь, – это преступно. Не я первый должен проникнуть в небесную тайну. Что я найду там? Ужас самого себя. Мой разум горит чадным огоньком над самой тёмной из бездн, где распростёрт труп любви. Земля отравлена ненавистью, залита кровью. Недолго ждать, когда пошатнётся даже разум, – единственные цепи на этом чудовище. Так вы и запишите в вашей книжечке, Арчибальд Скайльс, – я не гениальный строитель, не новый конквистадор, не смельчак, не мечтатель: я – трус, беглец. Гонит меня безнадёжное отчаяние.

Над Чёрным морем, над белым Крымом…

…В бушующей мути крутились корабли бежавших. Ещё грузились у берегов: толпы бежали по дамбам, топча брошенные узлы и тюки, под бегущими зыбкой обвисали и трещали сходни, с берега кричали и проклинали оставленные, гудки кричали угрюмо с берега в нависающую жуткую расправу и смерть. Чёрный дым с судов, не оседая на зыбь, куревом ночи полз у прибрежий; дикая смятенная ночь шла.

Лось вдруг оборвал, странным взором оглянул провожающих, – все слушали его с недоумением и страхом. Надвинул на глаза шлем:

– Не кстати сказано, но через минуту меня не будет на Земле. Простите за последние слова. Прошу вас – отойти как можно дальше от аппарата.

Лось повернулся и полез в люк, и сейчас же с силой захлопнул его за собой. Провожающие, теснясь, взволнованно перекидываясь словами, побежали из сарая к толпе на пустырь. Чей-то голос протяжно начал кричать:

– Осторожнее, отходите, ложитесь!

В молчании теперь тысячи людей глядели на квадратные, освещённые окна сарая. Там было тихо. Тишина и на пустыре. Так прошло несколько минут, – нестерпимый срок ожидания. Много людей легло на траву. Вдруг звонко, вдалеке, заржала лошадь конного стражника. Кто-то крикнул страшным голосом:

– Тише!

В сарае оглушающе треснуло, будто сломалось дерево. Сейчас же раздались более сильные, частые удары. Задрожала земля. Над крышей сарая поднялся тупой нос и заволокся облаком дыма и пыли. Треск усилился. Чёрный аппарат появился весь над крышей и повис в воздухе, будто примериваясь. Взрывы слились в сплошной вой, и четырёхсаженное яйцо, наискось, как ракета, взвилось над толпой, устремилось к западу, ширкнуло огненной полосой и исчезло в багровом, тусклом зареве туч.

Только тогда в толпе начался крик, полетели шапки, побежали люди, обступили сарай.

– А вы не торопитесь, Алексей Иванович, – сказал Лось, поглядывая на лазоревые цветы. – Учёные ещё на один шаг приблизились к ответу на вопрос о существовании жизни на Марсе. Получены доказательства, косвенным образом свидетельствующие о том, что примитивные формы жизни существуют на Марсе по сей день. Астрономы из Европейского космического агентства зафиксировали наличие метана в атмосфере Красной планеты, впоследствии эту информацию подтвердили аппараты, исследующие Марс. Поскольку метан довольно нестабилен, естественным образом напрашивается вывод о том, что источник газа находится на самой планете. На сегодняшний день науке известны лишь два способа непрерывного пополнения атмосферы метаном: вулканическая активность и деятельность бактерий, вырабатывающих этот газ из кислорода и двуокиси углерода. Но так как ни одного действующего вулкана на поверхности Марса обнаружено не было, учёным остаётся одно: признать гипотезу о биологическом происхождении метана, и, следовательно, о наличии простейших форм жизни на Марсе.

– Да, заехали, – сказал Гусев.

Существо, гораздо больше походившее…

Существо, гораздо больше походившее на наших земных людей… Да, приятно…

Да, приятно… Но вскоре после выхода в море, стало ясно, что их капитан из моряцких наук знал единственный трюк – балабонить на весь океан. И когда иногда, вдохновеньем бурля, он кричал: «Заворачивай носом! Носом влево, а корпусом – право руля!» – что прикажете делать матросам? Доводилось им плыть и кормою вперёд, что, по мненью бывалых людей, характерно в условиях жарких широт для снаркирующих кораблей. И притом Балабон – говорим не в упрёк – полагал и уверен был даже, что раз надо, к примеру, ему на восток, то и ветру, конечно, туда же. Наконец с корабля закричали: «Земля!» – и открылся им брег неизвестный. Но, взглянув на пейзаж, приуныл экипаж: всюду скалы, провалы и бездны.

Существо, гораздо больше походившее на наших земных людей, нежели виденные мною до сих пор зелёные марсиане, держало меня пригвождённым к полу при помощи одной громадной лапы, одновременно болтая и оживлённо жестикулируя другой. Второе существо, очевидно товарищ первого, вскоре приблизилось к нам, неся в руке большую каменную дубинку, которой оно, очевидно, собиралось прихлопнуть меня.

Существа эти были от десяти до пятнадцати футов высоты, когда они стояли прямо во весь рост, и имели, подобно зелёным марсианам, по несколько промежуточных рук и ног, посредине между верхними и нижними конечностями.

Дубинка уже покачивалась под сводом комнаты, прямо над моим обращённым вверх лицом, как вдруг какое-то ужасное многоногое животное ворвалось в дверь и бросилось на моего палача. С воплем ужаса державшая меня обезьяна выскочила в открытое окно, в то время как её товарищ схватился не на жизнь, а на смерть с моим избавителем, оказавшимся не кем иным, как моим верным сторожевым зверем.