Вероника Батхен - Вербариум [litres]

Наташка явно сомневалась, что у Мухи хватит способностей на такой подвиг. Но текст он получил, посмотрел на Дедовом компе и ужаснулся: там было восемьдесят килобайт. Для человека, который не связался с демоном-симбионтом, работы в лучшем случае – на три дня, и как Наташка собиралась это сделать за вечер и ночь, мы не понимали.

– Ну-ка, покажи высший класс, – сказал Дед.

Муха сел к компу, уставился на монитор, а потом закрыл глаза. Началась сущая фантасмагория – его пальцы били в клавиатуру с невероятной скоростью, латтонский текст на мониторе таял, русский – рос.

Дед склонился над ним, прочитал Мухино творчество и хмыкнул:

– Вроде неплохо получается.

Немного обалдев, мы смотрели на Муху все полтора часа. Сделать такой объём за полтора часа – это что-то нереальное. Потом Муха опустил руки на колени и окаменел.

– Всё, что ли? – спросил я. – Эй, ты сохранился?

– Да, – отрешённо ответил Муха.

– Выходи из Ворда.

– Ща.

– Вставай.

Он встал и открыл глаза. Дед сел к монитору, вытащил на него перевод и наскоро просмотрел.

– По-моему, даже запятые на местах, – сказал он. – Следующий шаг – избавляемся от квартиранта. Гость, дай мобилку. Попробуем его выманить пальчиком.

Он прочитал заклинание, сделал жест – и на столе возле клавиатуры появился наш чёрный столбик.

– Покорнейше вас благодарю, – церемонно произнёс он. – Получил истинное наслаждение. Много новых слов.

– Получилось! – завопил Муха. – Дед, Гость – получилось!

– Тихо ты! – прикрикнул Дед. – Гость, это дело надо обмыть.

– Кто бы возражал! – обрадовался я.

Я не алкоголик, но бывают случаи, когда выпить просто необходимо – чтобы не спятить. И мы угодили как раз в такой случай – перед нами на столе торчало непонятное потустороннее существо, и мы своими глазами наблюдали чудо.

Бутылка вискаря стояла наготове, стакашки – тоже. Муха вытащил из холодильника колбасную нарезку, я тем временем разбулькал вискарь. А Дед сидел и смотрел на чёрный столбик.

– Ну, Дед? Ты чего? – спросил Муха.

– Орлы, вы не понимаете… вы ещё ничего не поняли!.. Это же – оружие! – ответил Дед, показывая на чёрный столбик.

Я посмотрел на Муху – у них, у геймеров, одно оружие на уме, может, он понял Дедову идею? Он понял – но не сразу, я это видел по лицу, по глазам.

– Гость, – сказал Муха, – Дед прав. Только нужно узнать одну вещь. Я хотел, чтобы этот симбионт в меня вселился. А может ли он всосаться в того, кто даже не знает о его существовании? Симбионт, ты нас слышишь?

– Слышу. Тот, кто владеет заклинанием, – хозяин. Я служебное устройство. Повинуюсь.

– Погодите, орлы. Ты сам нам дал заклинание, – вмешался Дед. – Ты точно так же можешь его ещё кому-то дать!

– Если бы не дал вам заклинания, мне было бы очень плохо. Теперь мне хорошо. Зачем стану его ещё кому-то давать? – спросил чёрный столбик.

– Ну, мало ли? Попросят!

– Нет. Выполняю только приказы хозяина. Это в меня заложено.

– Если я приказываю войти в какого-то человека, чтобы он заговорил, скажем, по-китайски, ты это можешь сделать?

– Должен сделать. Даже… – он сделал крошечную паузу, – хочу сделать. Китайские слова прекрасные, в каждом много смыслов.

– Так, – сказал Дед. – Ты мне нравишься, симбионт. Ты не пожалеешь, что связался с нами. Орлы, нас трое. В наше время и в нашем лимитрофе три человека, которые друг друга не предают, – это сила. Так, значит… Мы им объявляем войну. Кто за?

– Я за. Руку, что ли, поднимать? – спросил Муха. Кому – даже не спросил, и так всё ясно.

– Я за, – я поднял обе руки. Мне тоже всё было ясно.

– Ты, симбионт? – Дед повернулся к чёрному столбику. – Хочется, чтобы ты не просто выполнял приказ, а… ну, это… с душой…

Мне показалось, что чёрный столбик пожал узенькими, едва намеченными плечишками.

– Это добро или зло? – помолчав, поинтересовался симбионт.

– Хм… – Дед явно хотел ответить, что добро, но вовремя удержался. Переубеждать чёрный столбик с недоделанными мозгами – безнадёжно.

– Это справедливость, – догадался Муха. – Ты понимаешь, не бывает так, чтобы зло было злом для всех или добро – добром для всех. Всегда будут недовольные. А когда удаётся найти равновесие, это вроде как справедливость.

– Я понял. Я за равновесие, – сказал чёрный столбик. – Но с условием, что не будет ни добра, ни зла.

– Не будет, – хмуро ответил Дед.

И потом, когда пошёл нас провожать, уже на улице проворчал:

– Для этих сук справедливость – хуже всякого зла…

По дороге мы с Мухой обсуждали подробности первой вылазки. Когда я сказал «à la guerre comme à la guerre», Муха непринуждённо перешёл на французский, и я объяснил сидевшему в нём симбионту его ошибку.

– Они устраивают этот балаган в субботу, – сказал Муха. – У меня целых два дня, чтобы всё подготовить. Завтра сделаю все Наташкины тексты и отправлю заказчикам. Ей останется только получить деньги. А потом мы уже будем знать, во сколько влетит операция…

– Её мать – гражданка?

– То-то и оно…

Медицина в нашем лимитрофе такая: гражданам государство ещё часть расходов компенсирует, а «жителям» приходится оплачивать всякие процедуры и лекарства почти полностью. Почти – потому что существует медицинское страхование. Но не все, естественно, покупают полисы. Если бы у Наташкиной мамы был полис – то процентов двадцать ей бы компенсировали, хотя она всего лишь «житель».

Нормальному человеку этого не понять. Когда наш лимитроф получил в подарок от великих держав независимость, то местные сразу затрепыхались насчёт исторической справедливости. Их угнетали сперва немцы, потом шведы, потом поляки, потом опять шведы, потом русские – а вот теперь они сами на своей территории хозяева. Значит – что? Значит, гражданином Латтонии может быть только потомственный латтонец, остальные – «жители». А доказать, что ты потомственный, большая морока. Получилось, что в список граждан входят почти все латтонцы, немного русских, поляков и евреев. А большинство русских – «жители», не имеющие права голоса. Вот такая у нас тут Европа…

И ничего тут не поделаешь, потому что лимитрофы присосались к великой и ужасной Америке. Она их якобы защищает от России и на этом мутном основании всё за них решает, а они и довольны.

Последнее изобретение Латтонии – народное движение против русских школ. Латтонцам внушают: если школы закроют, то русские «жители» куда-нибудь разбегутся. И латтонцы останутся единственными хозяевами в лимитрофе. Звучит заманчиво, дураки на эту наживку ловятся. А с удочкой сидят хитрые дяденьки. Оседлав этот дурной патриотизм, они уже который год въезжают в Думу и принимают только те решения, что выгодны их банковским счетам. Такая простая политика – но ведь латтонцам правда не нужна, им нужно, чтобы вся могучая держава говорила исключительно на латтонском языке.