Вероника Батхен - Вербариум [litres]

– Он идиот, – внезапно сказал Виктас, глядя почему-то на Андрея, – он конченый идиот, я на него даже не злюсь. А она – она ему во всём подчиняется! Она меня слушает, вроде всё понимает, а потом делает, как он скажет. Пожалуйста, заберите меня у них. Или сделайте обратно, чтобы я их не замечал.

– Ты сможешь сам себя забрать у них, когда станешь совершеннолетним, – ответил Андрей.

– Точно? А когда?

– Я не знаю, как в вашем законодательстве, или в восемнадцать лет, или в двадцать один. Ты сможешь сам потребовать медицинское освидетельствование. И тебя, как я понимаю, признают вполне дееспособным. Другой вопрос, – Андрей запнулся, – в том, что тебе действительно нужен опыт, чтобы жить самому. Нужно уметь зарабатывать деньги. Знакомиться. Ездить по городу. Одеваться так, чтобы одежда показывала, что ты за человек. В норме это всё человек получает от родителей. Для этого они и нужны.

Виктас фыркнул.

– Простите, а как я могу его чему-то учить, если на всё я слышу – «Сергей сказал иначе»? – мрачно спросил отец. – Пока Виктас был маленьким, он был неконтактным. Теперь он… чужой. Ваш телепат забрался к моему сыну в голову… и не вылез оттуда за год. Я же не могу его оттуда ложкой выковырять.

– Не можешь, – протянул Виктас и оскалился, – разве что вместе с мозгами. А что, я стану опять тихий и послушный. Нет, я не против, выковыривай! – почти закричал он. – Я же и прошу – верните меня обратно в аутисты, мне с вами тошно!

– Быть человеком очень часто больно, – тихо сказала Митина, – это не только у тебя так. Мы все вынуждены с этим мириться.

– Мы действительно об этом не подумали, – вдруг сказал Андрей, – при работе с аутистом телепат – первое человеческое существо, с которым ребёнок знакомится. И телепат, обучая ребёнка речи, невольно передаёт именно те смыслы, которыми обладает сам. Сергей – очень независимый и ироничный человек, авторитетов для него нет. Если бы вы, – он кивнул в сторону Райдетсов, – могли воспитывать своего мальчика сами, вы бы растили его почтительным и внимательным к статусам… Я так думаю.

– Разумеется, – сухо ответил отец.

– Но вы вынуждены были, по чисто техническим причинам, отдать воспитание, вочеловечивание мальчика Сергею. Сергей мог научить его быть человеком только одним способом – показать, как он сам это делает. У него нет других смыслов в голове, кроме своих.

– Почему же теперь он не берёт наши смыслы? – жалобно спросила мать.

– Он подросток, у него время – идти наружу. Будь Виктасу лет пять или хотя бы десять, вы могли бы успеть. Организм ведь не знает, что разум был взаперти и не мог набрать семейных норм. Ему пора в люди. Вы можете его только поддержать, но уже не учить.

– И что, Виктас так и останется сыном… телепата?

– О, – остановился Андрей, – сыном вряд ли. Виктас бунтует против вас, значит, он ваш сын. Подростки не бунтуют против чужих.

– Он мне никто, – прошипел мальчик.

– А ты, конечно, резал вены, чтобы сделать гадость совершенно чужим и безразличным тебе людям, – осадил его Андрей.

Виктас открыл рот и так и остался.

– Так кто же для тебя Сергей? – протянула Митина.

– Предатель, – отрезал Виктас.

– Но что я мог? – взвыл я. – Другие ребята мне звонят, разговаривают о том о сём. Я телепат, но не Господь Бог, чтобы догадаться, что я тебе нужен!

– А если бы ты знал? – поинтересовалась Митина.

– Я… (чёрт, сказал я себе и посмотрел в сторону балкона)… я общался бы с ним тайно от родителей. Если бы я знал, что его держат взаперти, я бы бучу поднял! Я бы, в крайнем случае, научил его Интернету.

– Ты не бываешь в Интернете? – быстро спросила Митина мальчика.

– Врачи же запретили, – сказала мать.

– Аутисты залипают в Интернет, там общаться проще, – пояснил я, – поэтому моим ребятам его не показывают, пока совсем не выровняются. Но лучше Интернет, чем обои.

– А… – потянула Митина, – а на каких условиях ты бы мог послушаться запрета родителей общаться с мальчиком?

– Ни на каких, – буркнул я, – нельзя запрещать спасение утопающих.

Виктас стрельнул в меня глазами, снова оскалился и опустил голову.

Отец пожал плечами.

– И что же? Этим слушанием мы добились того, что они снова начнут… тайно общаться? Это противозаконно!

– Будем сидеть в тюрьме и общаться, – буркнул Виктас.

– Хотя… – Я задумчиво почесал макушку, дёрнулся и уставился на окровавленные пальцы. Блин, повязка сбилась. – Хотя выход есть. Например, в Питере живёт Геля. Доминатор не сильно хуже меня и человек хороший. Хотя, строго говоря, Виктасу доминатор уже ни к чему, хватит и коммуникатора. Как раз в Финляндии сейчас Виктор Сергеевич работает. Он такой, ехидный и спокойный дядька. Хочешь, Витко, я вас познакомлю?

– А почему у тебя кровь на голове? – вдруг спросил Виктас.

– Зовите его по имени! – одновременно рявкнул Райдетс.

– Извините, – сказал я, – это… внутренняя шутка.

– Сергей сегодня участвовал в операции по освобождению заложников, – сказал Андрей, – был легко ранен. Это уже не опасно. То есть, – он повернулся ко мне, – ты готов передать Виктаса человеку, с которым тот сможет продолжать учиться общаться?

– Ну, если у них будет нормальный контакт.

– А просто оставить, потому что контакт прерван, не можешь?

– Нет, – мрачно сказал я.

– Почему?

…И тут я сломался и заревел. Вот этот пучок колючек – и весёлый доверчивый чиж годичной давности. Его чуть не сломали! А я, дурак, жил и насвистывал!

– По кочану! – заорал я. – Он же ж, блин, живой! Я его в платок учил сморкаться, и говорить учил, и почему вода из крана вниз бежит, рассказывал. И типа всё, забудь? Пусть там его наизнанку вывёртывают? Он же мне не чужой!

– А какой? – живо спросила Митина.

– Ну, – я запнулся, – ну… как братишка.

– Не плачь, – тихо сказал Виктас, – я больше не буду.

– Господин и госпожа Райдетс, – мягко сказал Андрей, – Виктасу остро необходимо общество сверстников. Социальное отставание, проще говоря, наивность, преодолевается только в общении. Аутизма нет. Есть нормальная подростковая ершистость. Она пройдёт. А Сергея… Ну, считайте непутёвым родственником. Дети часто любят таких. Вас Сергей всё равно не заменит.

Виктас демонстративно записал мой телефон прямо на ладони. Мы постояли рядом молча, не притронувшись ни телесно, ни умственно – два, блин, ветерана в бинтах – и разошлись.

Андрей поцеловал руку Митиной, поклонился матери Виктаса и продолжавшей молчать Пульяпе, взял меня за локоть и вытащил из студии.

Мы шли по длинному гулкому коридору навстречу окну в темноту – неужели уже ночь? Меня кто-то взял за вторую руку.

– Дина очнулась, – произнёс Анитин голос, – ваша сестра звонила, врачи говорят, последствий не будет.