Вероника Батхен - Вербариум [litres]

– А пять минут? Вот видите. А я могу. Только не смотрите на меня так понимающе. Это не каламбур и не бред параноика. Я действительно могу занять пять минут. Вам. Графоману из клуба. Мацуо Басё и Франсуа Вийону. Кому угодно. Я не знаю, откуда на мне эта ноша, и мне всё равно, поверите вы или нет. Впрочем, вру – не всё равно. И пригласил я вас не случайно. Старость – паскудная вещь, молодой человек, особенно если по паспорту я ненамного старше вас. Но за всё надо платить. Поразившее вас хокку стоило мне пяти лет жизни. Хайям – почти год. Видите угловой томик Ли Бо – лет шесть. Так что уже почти пора. Почти.

Если вы хорошо пороетесь на полках, вы отыщете стихи, не вошедшие ни в один сборник, не значащиеся ни в одном каталоге. Их писали в мгновения, в подаренные секунды, куда я втискивал свои годы, сжимая их до пяти минут. Что поделаешь, на большее сил не хватало… Но мне казалось, что игра стоит свеч, что искусство требует жертв – а оказалось, что жертв требуют все. Одни жертвы ничего не требуют.

Я видел, как вы берёте книги в руки. Вы мне подходите, дорогой мой, это наивно, глупо, но я скоро умру, и пора задуматься о наследнике. Наследнике всего, что у меня есть, и креста моего в том числе. Не спешите ответить. Идите домой, подумайте, спишите всё на маразм старого идиота, выпейте водки и забудьте. Но если списать не удастся – тогда приходите. Я буду ждать. Всего хорошего, молодой человек. Поверьте, мне непривычно так обращаться к почти сверстнику, но иначе это выглядело бы нелепо… Идите.

Всю неделю я бродил кругами возле его квартала, проклиная свою впечатлительность и мягкотелость. Любая попытка сосредоточиться на словах Ильи Аркадьевича вызывала тошноту и головокружение. Я взрослый человек, без пяти минут кандидат, без пяти… Без пяти минут. Взаймы.

На восьмой день я зашёл в знакомый двор.

Два красномордых детины в ватниках курили подле обшарпанного голубого автобуса. Морщинистые старушки любопытно разглядывали чёрные с золотом ленты на немногочисленных венках, их глазки неприлично сияли. Родственники, соседи, да минует нас чаша сия, пьём без тоста, чужие люди… Я кинулся по лестнице. Меня пропускали, сторонились, сзади слышалось: «Который?.. этот самый… Родня? Нет… да пусть подавится, кому эта макулатура надобна…»

В старом кабинете с занавешенным зеркалом никого не было. На столе стояла чашка недопитого чая, рядом лежало… Рядом лежало завещание, придавленное тяжёлым пресс-папье. Библиотека завещалась мне. В здравом уме и трезвой памяти. Или наоборот. Мне. И жёлтый листок с пятью небрежными иероглифами и коряво записанным переводом.

Хороший писатель – мёртвый писатель. А самый лучший писатель – тот, который умер больше пятидесяти лет назад. Аккурат после этой даты прекращает действовать авторское право, и его книги становятся общественным достоянием. В противном случае приходится платить авторские отчисления вдовам (а у большинства уважающих себя писателей вдова не одна, а две-три, не меньше), детям и внукам. Даже если прямых наследников у писателя нету, обязательно найдётся какой-нибудь муж падчерицы двоюродного племянника, жаждущий получить с интеллектуальной собственности хоть маленькую, но наличность.

Это, в общем-то, азы издательского дела. Правда, в конце прошлого века в сие издательское дело толпою ломанулись люди, азов не знающие и в упор не понимавшие, почему каким-то там авторам нужно платить.

Но годы шли, пора первоначальной дикости миновала, значительная часть ломанувшихся исчезла, отмыв денежки или полностью их потеряв. А тем, кто остался, приходилось соблюдать хотя бы внешние приличия, сбривать шерсть, стричь когти и учиться ходить на двух ногах.

А тут ещё Интернет появился, будь он неладен. Или – слава тебе, господи, – это как посмотреть.

Открывались новые угодья – их нужно было осваивать. Тем более что в этой области в российских законах об авторском праве зияли такие дыры, что через них можно было провести авианосец.

Впрочем, Виктор Шметтерлинг, редактор альманаха «Литературный Зодиак» и сетевого ресурса «Постмодерн», авторское право отлично знал. А дирекция медиаконцерна «Козьма и Дамиан» не знала его совершенно. Именно поэтому издательские прожекты Шметтерлинга лопались один за другим. А в КиД гребли выручку лопатой.

Сейчас перед Виктором на столе лежал список авторов, по которым КиД предъявлял Шметтерлингу финансовые претензии и грозил судебным процессом. Это была не просто страшилка. «Козьма и Дамиан» уже возбуждал дела против сетевых библиотек, мотивируя это тем, что действует исключительно в интересах авторов.

Какая-то сермяжная правда в их заявлениях была. Книжные новинки, особливо претендующие на популярность, сетевые пираты выбрасывают в Интернет с завидной быстротой. Большинство писателей относятся к этому безразлично, как к неизбежному злу. Но не все. Некоторые этим возмущаются. И тогда в игру вступает КиД.

Виктор, однако, к пиратской братии не принадлежал. Он был своим человеком в писательской среде, и авторы передавали тексты для его ресурса, не особо надеясь на гонорары, а просто так – по дружбе. И Шметтерлинг полагал, что его библиотека вполне легитимна. Напрасно, как выяснилось.

Официальное письмо, полученное Виктором, гласило, что медиаконцерн «Козьма и Дамиан» обладает эксклюзивными правами на сетевую публикацию авторов, чьи фамилии приведены ниже. Потому как эти авторы заключили с КиД письменный, юридически заверенный договор, передав исключительные права, и тэ дэ, и тэ пэ…

И то бы ладно – Виктор легко мог узнать у своих знакомых, подписывали они договор с «Козьмой и Дамианом» или это блеф. Но в приложенном к письму списке значились Толстые, Лев и Алексей К., Фёдор Достоевский и ещё дюжина авторов, чьи книги стали общественным достоянием не одно десятилетие назад. А усопли писатели, стало быть, ещё раньше, и по этой причине никак не могли заключить договор с КиД.

Может, имелся в виду договор с наследниками? У большинства классиков есть в наличии здравствующие потомки… Виктор ещё раз заглянул в письмо. Нет, сказано «с авторами». Бред какой-то. Может, однофамильцы? Или издательский проект? Был же прецедент – поменял мужик официально имя на «Гарри Поттер» и печёт книжки за этой подписью. Вот и здесь – зарегистрировал кто-то торговую марку «Фёдор Достоевский», и договора заключает. Конечно, любой эксперт сразу же разберётся, что тексты классиков в библиотеке «Постмодерна» и то, что под ТМ выпускается, совершенно разные, но нервы помотают изрядно.