Леви Тидхар - Центральная станция

Столли стоит и произносит короткую речь – бла-бла-бла, «моя Муза», именно что с заглавной, – у Столли трясутся руки, он поводит ими, призывая последние субпроцедуры и встроенные протоколы вдохнуть в его творение жизнь…

Взрыв отрывает Столли голову, орошая кровью собравшихся гостей.

Вопли становятся громче после второго взрыва, сквозь брешь в куполе проникает внутрь ядовитая атмосфера, на территорию порта ступает Титан… Паника, крики, сетевой трафик вдруг тысячекратно возрастает, весь Полипорт и люди в ближнем космосе подключаются, чтобы увидеть…

Увидеть последний, величайший шедевр Столли.

«Покой в буре» все еще можно рассмотреть на восточной стороне Полипорта, пусть вам и потребуется особое разрешение. Билеты продаются по обычным каналам. Брешь в куполе заделывать не стали; каким-то образом художнику со странным именем Столичная Биру удалось породить локализованный смерч: внутреннее и внешнее давление взаимно гасят друг друга.

По форме смерч – почти идеальная сфера. Периодически он склонен менять очертания и расширяться, поэтому вокруг него соорудили коридор безопасности и установили резервные фильтры – их задействуют при первых признаках опасности.

Но погодный хакер знал, что делает.

Смерч комбинирует внутреннюю атмосферу и атмосферу самого Титана, смешивает их в сложный, вечно бушующий багрово-белый комок бури, а внутри…

Давление гасит давление, однако внутри, там, где в буре есть покой, ниточки газа и пыли сплетаются в структуру, напоминающую лицо. Многое сказано и написано о лице, все попытки интерпретировать его провалились. Оно гуманоидное, возможно, женское. Глаза – фиолетовые взрывы. Рот открывается, постепенно показываются белые прожилки, похожие на клыки, кажется, что лицо корчит гримасу – или ухмыляется. Оно неспешно вращается, рассеивается, образуется вновь. Месяцами напролет оно остается совершенно бесстрастным, застывшим. Потом дробится на части и перерождается, снова и снова: покой в плену у бури.

Образ головы художника, взорвавшейся, чтобы пробить брешь, теперь локальный мем Разговора. Капли крови и частицы мозга творца – фрагменты инсталляции, они участвуют в формировании загадочного лица.

Что до Кармель, она добралась до сектора погрузки и улетела на первом же корабле, чтобы никогда не увидеть Титан снова.

Она распечатала кокон. Поморгала, привыкая к слепящему электричеству. Выпрямила спину. Голова болит, рот наполнен слюной. В остальном машина позаботилась о ее телесных нуждах, естественных отправлениях. Кармель страшно хотела есть. Голодна, как стрига. Голодна, как человек. Она выпрыгнула из кокона. Икры дрожали. На Кармель давила сила притяжения. Она вспомнила, куда прилетела. Земля. Центральная станция.

Еле переставляя ноги, она покинула сектор коконов, нашла бар и жадно проглотила двойной бургер: красное мясо, пережаренная картошка, крахмал, соль, жиры. Стриги едят мясо, их голод – совсем другого, не физического свойства.

Поневоле Кармель опять вспомнила о Марсе, о том, почему прилетела сюда, и неожиданно ее накрыло с головой ужасающее одиночество – будто космический ветер, хладный и сирый, дул между звездами.

Космопорт, эта Центральная станция, казался Кармель лоном, ну или тюрьмой; так или иначе, отсюда нужно бежать. Вытерев разводы кетчупа и горчицы и скомкав дешевую бумажную салфетку в шарик, она встала, зашагала, сбиваясь на бег, к гигантским лифтам и спустилась на уровень поверхности.

Открылись двери. Ворвался внутрь, сражаясь с системой внутренних кондиционеров, горячий воздух. Кармель почувствовала на губах влагу, слизнула ее. Прошла через двери и наконец обнаружила себя снаружи.

Палило средиземноморское солнце, его свет падал словно бы стеклянными пластинами, оно заливало мир, четче очерчивало контуры предметов и людей, даровало нимбы, упраздняло тени. Кармель моргнула, на ее глазах нарос тонкий прозрачный слой, фильтрующий излучение и защищающий хрусталик от света. Она моргнула еще раз, чихнула. Реакция организма ее удивила, мгновение Кармель колебалась, а потом рассмеялась внезапным, редким, естественным смехом.

На нее глазели, но ей было все равно. Она перешла через дорогу и будто попала в другой мир: перед ней лежал как на блюде старый район с его нищими жилищами, а космопорт за спиной отступал в ничтожность. Здесь живут люди – как на Титане, Марсе, астероидах, разве что купол над головой здесь выше и обнимает всю планету. В куполах, думала Кармель, есть что-то уютное. Как и в любых барьерах. Космопорт – оскорбление уюта.

Она шла по старой, очень милой пешеходной улочке. Увидела надпись: «Неве-Шанаан». Благодаря высившимся с обеих сторон старым зданиям – внизу магазины, выше квартиры – здесь властвовала тень. Кармель миновала стариков, которые играли на улице в нарды и бао , курили кальяны со сладким запахом, пили кофе. Миновала лавку, в которой грудами лежали арбузы, апельсины и нарафика , маленький сладкий фрукт с островов на юге Тихого океана; его еще называют малайским яблоком и Syzygium Richii. Миновала обувной, но сначала все-таки разрешила себе остановиться, окинуть взглядом витрину, примерить туфли, которые особенно ей понравились.

Кармель не знала, где искать этого человека, но чуяла, что он близко. Не знала, что именно скажет, как объяснит, зачем летела сюда так долго, – она и сама этого не понимала.

Она повстречала его в Тунъюне.

– Привет! – Крик испугал ее, неожиданный и громкий. Она обернулась, прикрыла глаза и увидела марсианку, Магдалену, машущую рукой из двери заведения с вывеской «У Мамы Джонс».

Магдалена подошла к Кармель: добрая самодостаточная женщина, она излучала тепло, как боеголовка или как солнце.

– Вы не сказали, как вас зовут, – тон был почти обвиняющий.

– Я Кармель, – ответила Кармель, и женщина просияла:

– Какое красивое имя!

– Спасибо. – Кармель было неловко. Рядом с нормальными людьми она ощущала себя не в своей тарелке. Вечное чувство: они должны увидеть меня такой, какая я есть, тем, чем я стала. Вечная боязнь: меня раскусят. Но Магдалена уже тянула ее за собой, как будто Кармель – это дрейфующий в космосе булыжник, захваченный гравитационным полем планеты. Не успев опомниться, та прошла в дверь и оказалась внутри шалмана.

Полумрак и прохлада; маленькое, скудно обставленное помещение. Пыльные бутылки на стенных полках. Магдалена У притащила Кармель стул, уселась напротив. Из-за стойки явилась третья женщина, улыбаясь, вытирая руки полотенцем.

– Мириам, – представила Магдалена. – Это Кармель.

– Рада знакомству, – откликнулась женщина. Кармель кивнула:

– Взаимно…

Она сама не понимала, почему ей нравится эта маленькая плотная женщина.