Алексей Поляринов - Центр тяжести

У папса был книжный стеллаж в кабинете, и первым делом я обратилась к нему (к папсу, не к стеллажу). По выходным он, как всегда, пропадал в гараже, строгал свои, прости-господи, табуретки.

– Па-а-апс? Я тут книгу ищу.

– Да? Какую? – Он отложил рубанок, стер капли пота со лба тыльной стороной ладони.

– Кен Кизи «Над кукушкиным гнездом».

Он вскинул бровь:

– Ух ты, как интересно.

Лицо у меня в тот момент горело от смущения, и мне казалось, что он видит меня насквозь, что у меня на лбу написано: «Мне нравится мальчик, которому нравятся фильмы Милоша Формана».

– Да, у меня, кажется, была. Посмотри на стеллаже, серая такая, там птичка в клетке на обложке.

Я зашла в папин кабинет, забралась на стул и стала разглядывать корешки. Книгу я нашла быстро, сняла ее с полки и уже хотела спрыгнуть со стула, но – заметила кое-что: в глубине стеллажа, в провале между двумя книгами, там, откуда я только что достала Кена Кизи, было что-то, эмм, ярко-красное – еще одна книга. Я осторожно извлекла ее и посмотрела на обложку: Нина Ходжарова «Путешествие камней».

– Па-а-а-апс?

– Та, точка? – Он снова отвлекся от рубанка.

– Смотри, что я нашла.

На этот раз покраснел он – так сильно, словно в руках у меня была не книга сказок, а список грехов, совершенных им за всю жизнь, или компрометирующая его видеозапись. Или типа того.

Мне было пятнадцать, и я еще не знала, что у него есть вы с Егором. Позже, гораздо позже, он признался, что не хотел скрывать от меня свою «прошлую жизнь», просто «так сложились обстоятельства». Отношения с первой женой (по его словам) были «бесповоротно испорчены», и сыновей она настроила против него, они не хотели его знать. Поэтому тему «ошибок прошлого» в нашей семье никогда не поднимали – своего рода табу.

Но в тот осенний ноябрьский день я нашла книгу сказок его первой жены, прочла несколько строк и тут же вспомнила:

– Ты же читал мне эти сказки в детстве. Я помню их. Особенно эту – про мальчика Графта и его светящееся сердце. Почему ты перестал мне их читать?

Папа мялся, бормотал что-то невнятное, как троечник, которого вызвали к доске.

– Можно я оставлю ее себе?

– Эээ… конечно, – сказал он. – Если хочешь.

Через два дня тренер решил дать мне шанс, выпустил на замену, и тут-то я впервые применила новый навык под названием «не смотри на кольцо»; забросила несколько мячей, набрала одиннадцать очков, прервала три атаки, поучаствовала в шести. Результат не для книги рекордов, конечно, но прогресс тренер заметил.

А после игры Рома сам подошел ко мне, поздравил с «впечатляющим дебютом» и пригласил в кино – через неделю у нас случилось первое настоящее свидание, а вместе с ним и первый поцелуй. Походы в кино по выходным стали нашим – Нашим! – ритуалом, и так продолжалось до самого Нового года.

В каждой семье есть новогодняя традиция. Традицией в нашей семье была ссора. Кого и с кем – неважно. Тут к гадалке не ходи: пробьет двенадцать, и кто-нибудь сцепится: слово за слово.

Иногда так бывает: по отдельности твои родственники – милейшие люди, прям няшечки, но стоит им собраться вместе, и, сука, начинается шапито – цирк с конями.

Сложно сказать почему, но вот знаешь – дух соперничества, он как какой-то, прости-господи, генетический дефект, всегда был отличительной чертой в нашем роду. Моя мать и ее родня (два брата и сестра) просто не могли спокойно общаться – им было тесно в одной комнате, в одной стране, на одной планете. Начиналось все с невинных шуток.

– Эй, а почему елка голая? – спросила мама, заглянув в зал. Руки у нее были в муке, на голове – бигуди. – Я час назад ее нарядила. Кто снял игрушки?

– Я. – Дядя Женя гордо поднял руку.

– Могу я спросить: зачем?

– Я взял их в заложники. И я буду убивать по одной игрушке каждые десять минут до тех пор, пока ты не вернешь мне мои сигареты.

– Ха-ха-ха, – сказала мама и обратилась к отцу: – Паш! Скажи ему.

Отец прикрылся газетой:

– Я читаю.

– Ты газету вверх ногами держишь.

– И что? Мы живем в своботной стране, как хочу, так и тержу.

Пока они ворчали, я сидела на подоконнике и сквозь подернутое инеем окно смотрела вниз, на дорогу. Снег мелкой крупой сыпался с неба. К подъезду подкатилось желтое такси, водитель вышел из машины и стал доставать из багажника огромный зеленый чемодан.

– Приехала! – крикнула я.

Все замолчали и посмотрели на меня, потом – стали переглядываться. Приезд тети Тани всегда вгонял всех в странное оцепенение.

– Вижу чемодан! – сказала я.

– Ну, чего застыли? Спуститесь, помогите ей.

– Я не могу, я занят, – сказал дядя Женя.

– Чем это ты занят?

– Я сижу в кресле – вот чем я занят.

– Она твоя сестра вообще-то.

– А вот это еще нужно доказать.

– Паш, ну ты хоть…

Папа сложил газету и неохотно поднялся с кресла.

– Не надо, я сама помогу! – Я спрыгнула с подоконника и побежала к двери.

– Куртку надень! – крикнула мама.

Накинув на плечи куртку, я выскочила из квартиры и стала спускаться вниз, прыгая через три ступеньки за раз.

Я увидела ее на первом этаже. Серая меховая шуба, берет на голове (мама всегда поправляет меня, мол, тетя Таня никогда не носила береты, но я точно помню – в тот предновогодний вечер она была в берете), черные перчатки и зеленый чемодан. Она давила пальцем на кнопку вызова лифта.

– Тетя Таня! – закричала я.

Она обернулась, и я упала в ее объятия. От нее пахло холодом, зимой и духами. В ярко-рыжих волосах блестели тающие снежинки. Она обняла меня.

Я откинула голову и посмотрела на нее снизу вверх.

– А лифт не работает.

– Да, я уже догадалась. – Она посмотрела на лифт, потом вверх, сквозь лестничный пролет. – И, естественно, никто не собирается спуститься, чтобы помочь мне.

– Как это «никто»? А я?

Она засмеялась и растрепала мне волосы. Обычно мне не нравилось, если кто-то трепал мне волосы, но тетя Таня умела делать это как-то по-своему, бережно.

– Он довольно тяжелый.

– Это хорошо, потому что я довольно сильная.

– Ладно, только не торопись.

Чемодан у нее старый, зеленый, весь облепленный наклейками из разных стран. Тетя Таня – переводчик-синхронист. Она в совершенстве владеет семью языками, преподает в университете и, кроме того, работает переводчиком на всяких там важных мероприятиях. Вся семья гордится ей. Ну, почти вся. Строго говоря, не гордится, а скорее завидует.

– Может, отдохнешь?

Чемодан оказался неподъемным, я чуть не вывихнула руку, пытаясь сдвинуть его. Но я все равно упрямо, задыхаясь от усталости, тянула его вверх – ступенька за ступенькой.

– Нет-нет, все нормально, – хрипло сказала я. Суставы уже болели, я вспотела, холодные капли пота текли вдоль позвоночника. – Это какой этаж уже, четвертый?