Алексей Поляринов - Центр тяжести

– Нет, второй.

О господи! Только второй этаж! Еще семь этажей, а у меня уже нет сил! Зачем я сказала, что я довольно сильная? Это же вранье…

Лицо мое покраснело, от перенапряжения кровь прилила к голове, я задыхалась. Тетя видела это и, наверно, все понимала.

– Давай остановимся. Я устала, – сказала она.

Я знала: она просто щадит меня – и все же не могла больше тащить свой груз. Я отпустила чемодан и уперлась спиной в стену. Мокрая майка прилипла к лопаткам.

Тетя села на чемодан, достала из кармана платок и начала вытирать мое лицо.

– Слушай, как ты вытянулась. Совсем взрослая стала. Уже и парень есть небось. – Смущение выдало меня, и она засмеялась. – Я так и знала. Как его зовут?

– Рома.

– О, прекрасное имя.

Я так много хотела ей рассказать, похвастаться тем, что попала в школьную баскетбольную команду и что именно благодаря баскетболу познакомилась с Ромой. И я уже почти набралась смелости, уже даже открыла рот, как вдруг…

– Привет! – Отец спускался вниз. Он уже был одет по-праздничному – в новые джинсы и синюю клетчатую рубашку.

Мы посмотрели на него.

– Наконец-то. – Тетя Таня встала с чемодана, они обнялись.

– Шерше ля фам! – раздался вопль с третьего этажа.

Дядя Женя съехал вниз по перилам – в руке у него был мой пластиковый меч, за спиной развевался зеленый плащ (сделанный из одеяла), а под носом красовались нарисованные черным маркером усы. Он соскочил с перил и закружил тетю Таню в танце. – Мадэмуазэль! Я защищу вас! Окажу вам пготэкцию! Скажите, кто вас обидел? Это она, – он ткнул пластиковым мечом прямо мне в солнечное сплетение. Было больно. – Защищайсь, судагь?

– Что ты сделал? – Тетя смеялась, показывая себе на верхнюю губу. – Что это?

– Усы. Почему ты думаешь, я так долго спускался – я ждал, когда от’астут усы! – Он картавил, изображая комичный французский акцент. – Как я тебе? Похож на твоего любимого гегоя?

– Ты похож на кота в сапогах.

– Да, но я в тапочках.

– Зачем вы оба спустились? У меня только один чемодан.

– Павел будет нести чемодан, а я буду защищать вашу честь, мадэмуазэль! – Мечом он написал в воздухе букву «Z». Потом вдруг огляделся и зашептал: – Тихо! Тссссс! Я слышу пгиближение вгага.

Он был прав – кто-то спускался.

– Это пгихвостни кагдинала! Я защищу вас.

Он взбежал вверх на один лестничный пролет и спрятался за шахтой лифта. Из-за угла появилась старушка с корзиной апельсинов. Дядя Женя выскочил ей навстречу, размахивая мечом.

– Защищайсь!

Старушка упала. Апельсины, яркие, оранжевые, покатились вниз по ступенькам. Мы с папой ловили их внизу.

– «Скорую»! – крикнул дядя Женя. – Вызовите «скорую». – Он прижался ухом к груди старушки и тут же получил по голове пустой корзиной.

– Ты что творишь, идиотина! – Старушка была жива, даже очень жива. Она лупила его по голове корзиной. – Совсем спятил, алкашня?!

– Что случилось? Я слышала крики.

Мама встретила нас на пороге. Она уже была в праздничном платье. Она всегда старалась встретить тетю Таню во всеоружии – я думаю, это было частью их семейного соперничества. Тетя была гораздо успешней мамы, и потому при встрече мама старалась подчеркнуть свое единственное преимущество перед сестрой – свою внешность, свою красоту.

– Да что случилось-то? Чего вы смеетесь?

Мы все хохотали, все, кроме дяди Жени – он был растрепанный и обиженный. На лбу у него остались узорные ссадины в виде плетения корзины.

А еще через пять минут смеялись все, включая маму, когда выяснилось, что дядя Женя нарисовал себе усы перманентным маркером – и теперь не мог их смыть.

К девяти вечера приехал мамин старший брат Игорь с семьей. Все собрались на пороге, шумно поздравляли друг друга, а я сидела на подоконнике и с нетерпением ждала, когда уже наступит Новый год и взрослые отбарабанят все свои скучные ритуалы, напьются и, наконец, отпустят меня на улицу, к Роме.

За десять минут до полуночи мы сели за праздничный стол, и мама взяла пульт от телевизора, чтобы включить новогоднее поздравление президента Боткина.

И началось…

Дядя Женя отпустил какую-то едкую шутку, вскользь назвав президента «желтоглазым». Дядя Игорь тут же хлопнул ладонью по столу – тарелки и бокалы звякнули.

– Женя, даже не начинай, – сказал он.

– А что? У него ведь правда желтые глаза. Сам посмотри. По-моему, это странно, нет?

– Это все телевизор. Палитра не настроена. – Папа пытался сгладить ситуацию.

– Нет-нет, у него везде такие глаза. Я проверял, – не унимался дядя Женя. – Как у саламандры прям.

Спор из-за глаз президента постепенно превратился в грызню, а потом – в полноценный диванно-военный конфликт, с переходом на личности и ковровой бомбардировкой оскорблениями. Дядя Игорь требовал «уважать национального лидера», дядя Женя ухмылялся и говорил, мол, уважение может быть между людьми и людьми, а между людьми и саламандрами уважения быть не может. В ответ дядя Игорь кричал и презрительно тыкал вилкой (с нанизанным на нее ломтиком малосольного огурца) в сторону дяди Жени и, кажется, готов был уже броситься в бой, но тут вмешалась тетя Таня. Она схватила дядю Игоря за ухо – как провинившегося мальчишку – и он даже заскулил от боли, так тонко, так комично, что вся его воинственность тут же куда-то испарилась. Дядя Женя захохотал, но тут же получил подзатыльник от мамы.

– Ну-ка вон из-за стола!

– Но…

– Вон, я сказала. Придурки.

В конце концов, это позорище закончилось, и мне разрешили сходить на центральную площадь, посмотреть салют.

Пьяный народ шумел на улице. Все деревья в округе обмотаны паутиной гирлянд. Площадь наполнена музыкой, людьми и смехом. В центре – каток, можно взять коньки напрокат. И тут же, совсем рядом, не отходя от кассы, автомат с попкорном (не знаю, зачем он здесь; попкорн ведь не самое новогоднее лакомство). И там я увидела Рому: он стоял, облокотившись на борт, и со скучающим видом наблюдал за людьми-конькобежцами. Антон, его неизменный напарник-оруженосец, стоял рядом, нахохлившись, как пингвин, лицо его было почти полностью скрыто голубым шарфом, на голове – смешная голубая шапка с белым помпоном, руки он держал в карманах и постоянно переступал с ноги на ногу, стараясь согреться.

Как странно, что я все это помню, да? Все эти детали, шапку, руки в карманах – никогда бы не подумала, что вспомню.

Я подошла, и Рома заметил меня. Он вроде бы обрадовался мне, но как-то не очень сильно.

– Вечеринку у меня дома пришлось отменить, – сказал он. – Родители никуда не уехали. Батя заболел.

– Что-то серьезное?

Он отмахнулся.

– Какой там! Простуда. Лучше б серьезное, ей-богу, тогда б его в больницу забрали и хата была бы свободна.