Алексей Поляринов - Центр тяжести

– Или еще та история с конструктором, – сказал я.

– А что с ним? – спросил он, не отрывая взгляда от тучи.

– Ты кидался детальками конструктора в корзину для мусора – это была твоя игра «конструктор-бол». Мама наказала тебя, сказала, что конструктор нужен для того, чтобы собирать из него модели, создавать что-то новое, а не бросаться им в ведра. В итоге ты ссыпал весь конструктор в мусорное ведро и сказал: «Вот, держи, я собрал модель мусора».

На этот раз он захохотал, сделал еще глоток вина, шмыгнул носом.

– Боже, как холодно. Всего минус пять, почему так холодно? – Посмотрел на меня. – Совершенно не помню этого. Мне казалось, я был очень послушный и тихий ребенок.

Я покачал головой. Лицо замерзло, онемело, я растирал щеки ладонями. Хотелось вернуться в теплую квартиру, но я стоял здесь – мне было плевать на звездопад, я стоял тут из солидарности с братом, он так обрадовался, когда узнал, что в ночь на его день рождения случится «крайне редкое природное явление», а теперь эта туча – наползала не только на небо, но и на его личный праздник.

– Может, и послушный, – сказал я. – Но тихий – точно нет. Когда покушались на твой личный хаос – ты включал Уильяма Уоллеса. В любом случае теперь я понимаю, откуда она взялась.

– Кто – «она»? – Снова не глядя на меня. Стоит, смотрит вверх. А я смотрю на него, и мне обидно, дико обидно осознавать, что он не только не гордится мной, но и вообще считает мою работу вредной.

– Эта твоя метафора. В которой государство – это дура-мать, приковавшая сына к батарее во имя «его же блага». Это даже как-то забавно, если подумать. Но я ведь не об этом: только подумай, наши алгоритмы могут по фотографии поставить диагноз, определить психическое состояние – увидеть психопата до того, как он что-то совершит; обнаружить террориста до того, как он успеет собрать бомбу, отследить его, отталкиваясь от списка его покупок в аптеке; это новый уровень мышления; новый уровень безопасности. Лицо человека, – я ткнул пальцем ему в нос, – на нем все написано: счастье, агрессия, интеллект. Если мы правильно настроим свои алгоритмы, мы сможем предотвращать самоубийства, теракты, сможем диагностировать депрессию на ранней стадии, понимаешь? Я говорю о прорыве.

– А частная жизнь?

– Какая частная жизнь? Люди сами по своей воле выкладывают в сеть всю информацию о себе. Фотографии, адреса, списки покупок. И сами ставят галочку «согласен» в лицензионных соглашениях. Мы используем только те данные, которые люди сами несут в сеть. И вообще, если я скажу тебе, что твои личные данные – твои фотографии, например – в перспективе могут помочь найти пропавшего без вести человека или понять, как лечить биполярное расстройство, – как ты поступишь?

Петро покачал головой:

– В том-то и проблема, Егор.

– В чем?

– Что бы мы ни делали, все равно получается автомат Калашникова. Из каждого технического прорыва всегда торчит милитаристская грыжа. И что с этим делать – я не знаю.

Я смотрел на профиль Петро, мне хотелось ударить его, я зажмурился и несколько раз выдохнул. Потом сказал:

– Арпанет.

– Что?

– Арпанет. Это компьютерная сеть, которую создали в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году в США. Знаешь, кто был заказчиком? Министерство обороны. Они решили создать сеть передачи данных на случай войны с СССР. Вояки, которых ты так презираешь, стояли у истоков интернета. Так что давай без анекдотов про автомат Калашникова, ладно? Тефлоновые покрытия, микроволновые печи, спутники-GPS – все это начиналось как военные разработки. И если ты такой принципиальный пацифист – то выкинь свой мобильник и залезай жить обратно на дерево!

– Эй, да чего, Егор, куда ты? Сейчас звездопад начнется!

– В жопу твой звездопад.

В 1999 году кандидат в президенты (тогда еще министр обороны) Михаил Иванович Боткин давал интервью на одном из центральных каналов. Все шло отлично, кандидат был лаконичен, четок и самоуверен. В кресле он сидел прямо, почти не двигаясь, на груди – ордена, на лице – спокойствие. Спокойствие, впрочем, было срежиссировано, как и само интервью: каждые пять-шесть минут запись прерывали, чтобы стереть со лба и из-под носа у Боткина капли пота.

– Не забывайте моргать, моргайте чаще, – шептал ему помощник, пока гримеры выгребали из его морщин на лбу растекшийся тональный крем.

– Моргать? Вы там охренели совсем? Это самый тупой совет на свете, – ворчал министр.

– Эксперты по мимике утверждают, что люди чувствуют недоверие к кандидатам, которые моргают реже, чем двадцать раз в минуту.

– Двадцать раз в минуту. Как они это подсчитали, интересно?

Тут включается представитель PR-группы кандидата:

– Опросы показали, что если кандидат слишком редко моргает, у избирателей может возникнуть ощущение неестественности, а это плохо скажется на рейтинге. Та же проблема со слишком частым морганием – такие кандидаты выглядят нервными и суетливыми, избиратели менее охотно отдают за них свой голос.

Боткин жмурится, массирует переносицу.

– У меня от вас голова болит.

Очередной брифинг закончен, запись возобновляют.

– Армия научила меня самым важным вещам в жизни, – говорит кандидат. – Дисциплине, ответственности и любви к родине. Или нет, лучше не так. Давайте переснимем. Любовь к родине на первом месте. Потом ответственность и дисциплина. Или лучше: дисциплина на втором месте, а потом ответственность.

– Стоп!

Помощник снова склоняется над изможденным, потеющим министром обороны.

– Михал Иваныч, теперь вы моргаете слишком часто, – шепчет он.

Министр пьет воду из стакана. Кадык его ходит туда-сюда. Рука дрожит, но не от страха или усталости – он в бешенстве. Еще один такой совет – и он взорвется. Помощник чувствует это и тихонько, бочком отступает.

– Да итижи-пассатижи! Я не могу одновременно моргать и говорить! – ворчит Боткин и с грохотом ставит стакан на столик в центре кадра. Вода выплескивается и течет по краю стакана. Подбегает помощник оператора и вытирает лужу салфетками. Ведущий, журналист Владимир Молчанов, все это время сидит в кресле напротив Боткина и внимательно разглядывает лицо кандидата в президенты.

Как странно, думает он, ты растешь в провинции, в Ленинградской области, учишься в сельской школе, где за одной партой с тобой сидит низкорослый, свирепый мальчишка с неправильным прикусом. Ты даешь ему списывать домашку, потому что если нет – он караулит тебя на пути из школы и бьет, больно, без синяков, со знанием дела. Он не блещет умом и часто даже не понимает вопросов учителей, но его упрямства, наглости и занятий боксом вполне хватает для того, чтобы ни разу не остаться на второй год. Затем школьный ад кончается, ты идешь в университет, а он сперва идет каменщиком на местную стройку, а потом исчезает. И тридцать лет спустя ты включаешь телевизор и видишь на экране того самого мальчишку. Выросший, возмужавший, он стоит на трибуне, в военном мундире, весь в орденах, с серьезным видом, проступающими залысинами и неестественно побелевшими зубами и отвечает на вопросы журналистов. Он стал министром обороны. Тот самый жилистый, как перекрученная, высохшая виноградная лоза, низкорослый пацан, которого звали Желтухой (после того, как на уроке биологии выяснилось, что другое название желтухи – болезнь Боткина). Теперь он на экране, в военной фуражке и куртке цвета хаки, в окружении целой толпы охранников. Все охранники ниже его ростом, и это сразу бросается в глаза, и ты понимаешь, что их специально подбирали так, чтобы министр казался выше. Проходит еще семь лет, и ты снова видишь его на экране, пока сидишь в аэропорту, ожидая вылета, – на одном из центральных каналов рядом с ним стоит действующий президент, хлопает Желтуху по плечу и называет преемником. А потом тебе в студию звонит его помощник и предлагает устроить большое интервью с кандидатом. Ты, разумеется, соглашаешься – разве можно отказаться от такого? – и хотя это дико, но тебе кажется, что если б ты не согласился, то он, как в детстве, подкараулил бы тебя у подъезда и бил бы в солнечное сплетение до тех пор, пока… И вот вы встречаетесь здесь, в студии. Неловкая пауза, объятия (не менее неловкие), воспоминания о «старых добрых» временах. Вы оба пытаетесь вести себя непринужденно, но ничего не получается – кандидат в президенты смотрит на тебя с опаской, даже с тревогой, ведь ты знаешь, каким он был, ты знаешь о нем то, что его pr-команда стерла из «официальной биографии»: пьяные драки и два срока за мошенничество. Он больше не Желтуха, не пацан с района, он – министр обороны самой большой страны на планете, кандидат в президенты, Михаил Иванович Боткин.