Нил Стивенсон - Криптономикон [litres]

У Рэнди по-прежнему есть деньги. Он ума не может приложить, как, не совершив чудовищной бестактности, сказать это ребятам, и на следующей заправке просит Ами выступить в роли посредника. Ему не вполне ясна система ротации, но, кажется, сейчас его черед ехать с Ами. Впрочем, чтобы объяснить кому-нибудь из братьев про деньги, Ами должна ехать с ним, поскольку объяснять придется исподволь, что займет время, и еще сколько-то времени потребуется, чтобы намек достиг цели. Так или иначе, часа через три, на очередной заправке, само собой получается, что дальше М.А. должен ехать в «импале» с Робином (который уже все знает и только что, широко улыбаясь, ущипнул Рэнди за плечо). Значит, скоро М.А. тоже будет в курсе. Последних словесных маневров М.А. Рэнди не понимал вовсе, пока не допер, что тот в завуалированной форме предлагает не стесняться и брать его туалетную бумагу, чтобы не тратиться на свою. Короче, Ами и Рэнди садятся в «акуру» и едут на север к Орегону, стараясь не отстать от ревущей, со снятым глушителем, «импалы».

— Приятно побыть с тобой, — говорит Рэнди. Спина еще немного ноет от удара, которым Ами вчера утром сопроводила свои слова касательно чувств. Поэтому он решает впредь выражать те аспекты чувств, которые наименее чреваты серьезными неприятностями.

— Я думала, у нас будет больше времени потрепаться, — говорит Ами. — Но я не видела ребят лет сто, а ты и вовсе впервые с ними пересекся.

— Лет сто? Правда?

— Ага.

— А точнее?

— Ну, Робина я последний раз видела, когда он пошел в детский сад. М.А. позже — ему было лет восемь — десять.

— Объясни еще раз, кем они тебе приходятся?

— Робин — мой троюродный брат. И я могу объяснить, в каком мы родстве с М.А., но ты начнешь ерзать и тяжело вздыхать задолго до середины рассказа.

— Короче, седьмая вода на киселе, а виделись вы раз или два в детстве.

Ами пожимает плечами.

— Ну да.

— И с какой радости они сюда примчались?

Ами делает непонимающее лицо.

— Я хочу сказать, — говорит Рэнди, — когда они выскочили из своей колымаги, у меня создалось впечатление, что главная их цель — проследить, чтобы нежная лилия семейства Шафто была окружена должными приличиями, уважением, почитанием и т. п.

— Н-да? Мне так не показалось.

— Правда?

— Правда. Рэнди, моя семья очень дружная. То, что мы редко видимся, не отменяет родственных обязательств.

— Ну, здесь ты подразумеваешь сравнение с моей семьей, от которой я не особенно без ума. Может, мы еще о ней поговорим. Что касается родственных обязательств… уверен, одно из них — сохранять твою гипотетическую девственность.

— Кто сказал, что она гипотетическая?

— Гипотетическую для них , потому что они не видели тебя с детства.

— Мне кажется, ты непомерно раздуваешь надуманный сексуальный аспект, — говорит Ами. — Я понимаю, что мужики все такие, и ничуть не обижаюсь.

— Ами, Ами. Ты пыталась просчитать это математически?

— Что просчитать?

— Включая поездку через манильские пробки, регистрацию в МАНА и таможню в Сан-Франциско, перелет занял у меня восемнадцать часов. У тебя — двадцать. Еще четыре, чтобы добраться до моего дома. Через восемь часов после нашего приезда среди ночи появляются Робин и Марк Аврелий. Допустим, что семейный телеграф Шафто функционирует со скоростью света. Значит, ребята, играя возле дома в баскетбол, получили «молнию», что их родственницу обидел молодой человек, ровно в тот миг, когда ты спрыгнула с «Глории» на пристань и стала ловить такси.

— Я послала е-мейл с «Глории», — говорит Ами.

— Кому?

— В лист рассылки Шафто.

— Господи! — Рэнди хлопает себя по лбу. — И что ты там написала?

— Не помню, — отвечает Ами. — Что отправляюсь в Калифорнию. Может быть, я мельком упомянула про молодого человека, с которым собираюсь поговорить. Я была немного не в себе и не помню, что написала.

— Думаю, что-нибудь вроде: «Я лечу в Калифорнию, где больной СПИДом Рэндалл Лоуренс Уотерхауз изнасилует меня куда можно и куда нельзя прямо у трапа самолета».

— Ничего подобного.

— Значит, кто-то прочел это между строк. Короче, мама или тетя Эмма или кто еще выходит из дома, отряхивая с фартука муку… это я сочиняю.

— Заметно.

— И говорит: «Мальчики, ваша тринадцатиюродная сестра по внучатой тетке покойной прапрапрабабушки прислала е-мейл с корабля дяди Дуга в Южно-Китайском море и сообщила, что поругалась с молодым человеком и ей, вероятно, не помешала бы помощь. В Калифорнии. Не заглянете к ней туда?», а ребята откладывают мяч и отвечают: «Есть, мэм! Город и адрес?» На это она говорит: «Пока просто выезжайте на федеральную автостраду номер сорок и не забывайте поддерживать среднюю скорость от ста до ста двадцати процентов максимально разрешенной, позвоните мне откуда-нибудь, и я сообщу вам уточненные координаты цели». Они берут под козырек и через пять минут с ускорением пять g выезжают задом из гаража, а еще через тридцать часов они перед моим домом, светят мощными фонариками мне в глаза и задают много придирчивых вопросов. Ты представляешь, как быстро для этого надо было ехать?

— Понятия не имею.

— Так вот, согласно дорожному атласу у ребят из машины, это ровно две тысячи сто миль.

— И что?

— Значит, они полтора суток ехали со средней скоростью семьдесят миль в час.

— Сутки с четвертью, — поправляет Ами.

— Ты представляешь, насколько это трудно?

— Жмешь на газ и держишься своей полосы. Что тут трудного?

— Я не говорю, что это сложная интеллектуальная задача. Я про то, что готовность, например, писать в стаканчики из «Макдоналдса», чтобы не останавливать машину, предполагает некоторую спешку. Даже горячность. А поскольку я мужик и был когда-то в возрасте Марка Аврелия и Робина, я могу сказать, что не много вещей способны так подхлестнуть парня. Одна из них — мысль, что чужой мужчина обижает дорогую тебе девушку.

— Ну и что, если они даже так думали? — говорит Ами. — Теперь они считают тебя нормальным.

— Да неужели?

— Серьезно. То, что ты лишился дома и средств, очеловечило тебя в их глазах. Тому, кто попал в беду, можно многое извинить.

— Я должен за что-то извиняться?

— Передо мной — нет.

— Если учесть, что прежде они считали меня насильником, это безусловное утешение.

Короткое затишье в разговоре. Потом Ами подает голос:

— Так расскажи мне про свою семью, Рэнди.

— Через пару дней ты узнаешь про мою семью гораздо больше, чем бы мне хотелось. И я тоже. Так что давай поговорим о чем-нибудь другом.

— О’кей. Давай о делах.

— Ладно. Ты первая.

— На следующей неделе к нам приезжает немецкий телепродюсер. Будет смотреть подлодку. Может, снимет документальный фильм. У нас уже побывало несколько немецких газетчиков.