Нил Стивенсон - Криптономикон [litres]

— Какие? — с опаской спрашивает Комсток.

Уотерхауз пожимает плечами.

— Различия очень невелики. Почти неотличимы от шума. За время войны из Токио ушло тридцать одно сообщение шифром «Лазурь», и у меня было соответствующее количество материала. Но когда я собрал все данные вместе, то увидел определенные закономерности. И самая четкая — что в день после прихода сообщения шифром «Лазурь», скажем, в Рабаул, оттуда с большей степенью вероятности пойдут радиограммы касательно горных инженеров. У них будут последствия, которые можно проследить до того самого места, где петля замкнется.

— Какая петля?

— Ладно. Давайте начнем сверху. Сообщение шифром «Лазурь» уходит из Токио в Рабаул. — Уотерхауз рисует на доске толстую линию между двумя городами. — На следующий день Рабаул отправляет сообщение другим шифром — уже взломанным — вот сюда, подводной лодке, базирующейся на Молуккских островах. В радиограмме говорится, что подводная лодка должна забрать с пикета на Северном побережье Новой Гвинеи четырех пассажиров. Фамилии указаны. Смотрим по нашим архивам: это три авиамеханика и один горный инженер. Через несколько дней подводная лодка сообщает из моря Бисмарка, что забрала их всех. Еще через несколько дней наш разведчик в Маниле сообщает, что эта подводная лодка заходила в порт. В тот же день из Манилы в Токио уходит очередное сообщение шифром «Лазурь», — заключает Уотерхауз, рисуя последнюю сторону многоугольника, — и петля замыкается.

— Но это может быть череда случайных, несвязанных событий, — говорит первый математический дока раньше, чем то же самое успевает вставить Комсток. — Нипы отчаянно нуждаются в авиамеханиках. В таких сообщениях нет ничего необычного.

— Зато есть нечто необычное в закономерности, — говорит Уотерхауз. — Если через несколько месяцев подводную лодку таким же образом отправляют забрать из Рабаула несколько горных инженеров и геодезистов, а по ее прибытии в Манилу оттуда в Токио уходит еще одно сообщение шифром «Лазурь», это уже выглядит подозрительно.

— Не знаю. — Комсток мотает головой. — Не уверен, что в штабе Генерала этому поверят. Слишком похоже на тыканье вслепую.

— Поправка, сэр. Это было тыканье вслепую. Но я потыкался, потыкался и кое-что нашел! — Уотерхауз стремглав вылетает из комнаты и мчится по коридору к своей лаборатории. Она занимает полкрыла. Хорошо, что Австралия такая большая, потому что если Уотерхауза не сдерживать, он захватит ее всю. Через пятнадцать минут он возвращается и грохает на стол футовую стопку перфокарт. — Все здесь.

Комсток в жизни не стрелял из винтовки, однако устройства для набивки и считывания перфокарт знает, как морпех — свой «спрингфилд». Он не впечатлен.

— Уотерхауз, в этой стопке примерно столько же информации, сколько в письме солдата его мамочке. Вы пытаетесь сказать мне…

— Нет, это только итог. Результат статистического анализа.

— Так какого дьявола вы набили его на перфоркарты? Почему не отпечатали на машинке, как все?

— Я его не набивал, — говорит Уотерхауз. — Набила машина.

— Набила машина… — очень медленно повторяет Комсток.

— Да. Когда закончила анализ. — Уотерхауз внезапно разражается блеющим смехом. — Вы же не подумали, что это сырые входные данные?

— Ну…

— Входные данные занимают несколько комнат. Я проанализировал почти все сообщения, перехваченные нами за время войны. Помните, несколько недель назад я потребовал грузовики? Они возили перфокарты в архив и обратно.

— Господи! — говорит Комсток. Еще бы он не помнил грузовики: постоянное урчание моторов под окнами, выхлопные газы, мелкие ДТП. В коридорах снуют туда-сюда рядовые с коробками на тележках. Наезжают людям на ноги. Пугают секретарш.

И шум. Шум, шум от треклятой машины Уотерхауза. Цветочные горшки падают со шкафов. В кофейных чашках — стоячие волны.

— Секундочку, — говорит один из сотрудников ЭТК тоном человека, внезапно понявшего, что ему впаривают лабуду. — Я видел грузовики. Видел перфокарты. Вы пытаетесь нас уверить, что проанализировали все и каждую расшифровку?

Уотерхауз немного подбирается.

— Ну, это единственный способ решить задачу.

Теперь математический дока готов пришлепнуть его на месте.

— Согласен, что единственный способ статистически подтвердить это… — он машет в сторону мандалы пересекающихся многоугольников на доске, — …проанализировать, перфокарта за перфокартой, несколько грузовиков старых расшифровок. Тут сомнений нет. У нас другое возражение.

— Какое же?

Дока сердито смеется.

— Меня просто смущает тот неприятный факт , что в мире нет машины, способной так быстро проанализировать столько данных.

— Слышали шум? — спрашивает Уотерхауз.

— Шум слышали все, — вставляет Комсток. — И что?

— Ой. — Уотерхауз закатывает глаза, дивясь собственной глупости. — Все правильно. Простите. С этого надо было начать.

— С чего с этого? — спрашивает Комсток.

— Доктор Тьюринг из Кембриджского университета указал, что бу-бу-бу блям-блям-блям хо дядя янга ланга бинки джинки ой да, — говорит Уотерхауз или что-то в таком роде. Он переводит дыхание и роковым движением устремляется к доске. — Можно я это сотру?

Рядовой с губкой кидается к доске. Стенограф глотает таблетку амфетамина. Математики из ЭТК вгрызаются в карандаши, как собака в куриную косточку. Лампы вспыхивают. Уотерхауз хватает новый мелок и прижимает его к безупречно чистой доске. Острие с треском ломается, меловая пыль оседает на пол длинным параболическим облачком. Уотерхауз наклоняет голову, как священник перед началом службы, и набирает в грудь воздуха.

Через пять часов действие амфетамина заканчивается. Комсток ничком распростерт на столе посреди полной комнаты выжатых, измочаленных людей. Уотерхауз и рядовые с ног до головы в меловой пыли, похожи на привидения. Стенографы окружены грудой исписанных блокнотов. Они часто прерывают работу, чтобы помахать занемевшими пальцами. Магнитофоны бесполезно крутятся, одна катушка полна, другая пуста. Только фотограф еще держится и включает вспышку всякий раз, как Уотерхауз заканчивает исписывать доску.

Комсток понимает, что Уотерхауз выжидательно на него смотрит.

— Понятно, сэр? — спрашивает он.

Комсток украдкой заглядывает в блокнот, надеясь отыскать там подсказку. Видит четыре допущения Уотерхауза, которые записал в первые пять минут, и больше ничего, только слова «ЗАРЫВАТЬ» и «ВЫКАПЫВАТЬ», окруженные частоколом машинальных чиркушек.

Комстоку необходимо хоть что-нибудь сказать.

— Эта… э… м-м… процедура зарывания, которая… м-м… э-э…

— И есть самое главное! — радостно отвечает Уотерхауз. — Понимаете, машины ЭТК хороши как устройства ввода-вывода. С логическими элементами все достаточно ясно. Нужен был способ дать машине память, чтобы она могла, в терминологии Тьюринга, быстро зарывать данные и так же быстро их выкапывать. Это я и сделал. Устройство электрическое, но его основные принципы знакомы любому органному мастеру.