Гуго Вормсбехер - Куда идём?

Так кто же совершил преступление против нас, лишив наш народ государственности, сотен тысяч жизней, национального будущего и не решая более полувека наш вопрос? Россия? Но Сталин — это Россия? Берия — это Россия? Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин — это Россия? Это народы России? Кто вообще из руководителей нашей страны после революции был избран на честных выборах? Какая власть за последние 84 года пришла или удерживалась у нас у власти без насилия, без террора, без подлога и обмана? Можно ли считать такую власть — Россией? Или это лишь власть над Россией?

Для большей конкретики: можно ли считать, что кучка чиновников в одном каком-то российском министерстве, которым отданы в "суверенное пользование" наша проблема и наша Программа, вместе с понукающими ими алчными подрядчиками тормозящие и дискредитирующие решение нашей проблемы — это Россия?

Если это — Россия, тогда кем являются народы, не могущие, как и мы, прорвать заколдованный круг невнимания к их проблемам? Кем являются миллионы тех простых людей разной национальности, которые помогали нам выжить в Сибири и Казахстане — нам, немцам, обвиненным в сотрудничестве с немцами, с которыми воевали отцы и братья этих людей? Кем являются 160 миллионов российских граждан, не имеющих в своей стране нормальной жизни сегодня и никакой уверенности в дне завтрашнем? Кем являются те миллионы людей, с которыми мы два с половиной века дружно живем, вместе работаем, кто понимает и поддерживает нас и кто с плакатами стоит на наших съездах: "Немцы, не уезжайте!"

Если мы поймем, наконец, что Россия, замученная и не способная уже почти целый век освободиться от крестоносцев чужих ветхозаветно-свирепых религий, марксистского ли, "демократического" ли толка, — сама все эти годы пыталась из последних сил выжить, то понятия "руководство" и "Россия", "власть" и "Россия", а следовательно, и понятия "вина" и "Россия" вряд ли будут так уж полностью совпадать.

Отсюда, наверное, и объяснение необъяснимой связи российских немцев с Россией: для них она не палач, не тюремщик, а больше их сокамерник. И с ней, с подлинной Россией, они всегда найдут общий язык и взаимопонимание. И для них сегодня вопрос не столько в том, кто виноват в их трагедии и в нерешении их проблемы, сколько в том, как вместе решить их проблему. И еще в том, сможет ли В. Путин переломить, наконец, ситуацию в стране? Хватит ли у него сил, воли и сторонников, чтобы его голос стал не единственным опять для России, а единым голосом самой России? И хочет ли он этого? Или его тоже засосет власть как вожделенная самоцель, а не как данное судьбой последнее средство спасти свою страну и ее народы?

От ответа на эти вопросы зависит и будущее страны, и будущее российских немцев. И если мы сегодня еще раз говорим обо всем этом, то только потому, что еще раз — в который уже! — готовы поверить: будущее у России, и у нас как ее народа, возможно.

Во всей полноте сегодняшняя проблема российских немцев встала перед Германией только начиная с 1989 года. До этого Западная Германия касалась лишь ее выездного аспекта, а ГДР вообще безмолвствовала: о чем молчал "старший брат" — СССР, "младшему" не положено было и думать.

Но в истории, судьбе российских немцев Германия в предшествовавшие времена сыграла такую большую роль, причем дважды просто катастрофическую, что, не проследив эту роль хотя бы в основных ее чертах, невозможно полностью понять нашу проблему и сегодня.

То, что Германия — историческая родина российских немцев, и даже то, что они — не потомки военнопленных, сегодня известно уже многим в России, даже на уровне руководителей областей и краев, в отличие от их предшественников в обкомах и крайкомах партии. Но то, что наши предки прибыли в Россию, когда нашей исторической родины в виде единого государства под названием "Германия" еще не существовало; то, что российские немцы как народ минимум на сто лет старше государства Германия — почти не известно даже в самой Германии. А ведь это тоже сказалось на нашем народе: Германия объединилась и избрала государственным языком "хохдойч" через сто лет после нашего исхода, поэтому нашим родным языком не мог быть "хохдойч", а навсегда , до сегодняшнего дня, остались привезенные нами в Россию диалекты — языки прежних германских земель. Мы в России со своими селениями были как маленькое подобие, как макет, как вынесенная в другую страну резервация прошлой Германии — каждая село-"земля" жила отдельно (гессенская, баварская, вюрттембергская и т. д.), почти не смешиваясь с другими, со своим диалектом, своим укладом, своими традициями, даже со своей религией, — практически до депортации в 1941 году, "объединившей" нас, наконец, в страданиях, репрессиях, в лишении национального будущего.

Связи с Германией у нас после исхода практически не было. Так что жили мы и развивались как новый народ во многом на собственной, принесенной с собой в Россию, базе, а затем после депортации — в условиях ее отсутствия. И мы никак не могли пройти путь, параллельный тому, который прошли после нашего исхода Германия и ее народ. Поэтому только недоумение может вызвать сегодняшнее недоумение в Германии по поводу того, что российские немцы — не такие, как они, что говорят они не на "хохдойч", и вообще не немцы. Немцы они, немцы! И может быть, еще больше немцы, чем многие из недоумевающих. Потому что сохранили в себе больше глубинно немецкого…

Первое масштабное отрицательное проявление роли Германии в судьбе российских немцев связано с войной 1914 — 1918 гг. "Гадины тыла", "немецкие шпионы", "немецкое засилье" и выселения по национальному признаку — это все относилось к нам, потому что война шла с Германией, т. е. с немцами. И первое смешение понятий "нация" и "национальность" — тоже из того времени. Мы были немцы по национальности, но уже сто пятьдесят лет не были частью германской нации . Мы были гражданами России и частью российского народа, т. е. частью российской нации. Тем не менее, мы были немцами, и в условиях войны этого было достаточно для недоверия и "превентивных мер".

Октябрьская революция, покончив с войной, избавила от дискриминации и российских немцев. Вдобавок в развитии "мировой революции" самые большие надежды большевики возлагали на Германию. Отсюда и резкое изменение политики в отношении к ней, что позволило произойти серьезным превращениям "гадкого утенка": в 1918 году была создана Трудовая Коммуна (Автономная область) немцев Поволжья как начало практического решения национального вопроса в России, а в 1924 году — и АССР немцев Поволжья. Но, одной рукой "защитив" российских немцев, другой Советская власть лишила их самоуправления, которое было у них около полутора веков, и ввело и для них государственное управление, что сделало их еще больше неотъемлемой частью российской нации.