Юлиус Эвола - Традиция и Европа

В своем классическом труде о капитализме Вернер Зомбарт подвел итог позднекапиталистической эпохи, высказав его в выражении: fiatproducto, pereathomo . [81]В своем крайнем проявлении капитализм представляет собой систему, в которой человек оценивается исключительно с точки зрения товарного производства и развития средств производства. Социалистические доктрины появились как результат недостатка человеческого фактора в этой системе.

С повышением интереса к так называемым трудовым взаимоотношениям в Соединённых Штатах началась новая фаза. На первый взгляд это казалось усовершенствованием, но в реальности оказалось пагубным явлением. Предприниматели и работодатели осознали важность «человеческого фактора» в производственной экономике: игнорирование индивида, вовлечённого в производство, его мотивов, чувств, повседневной жизни, является ошибкой. Таким образом, появилась целая школа, изучающая человеческие отношения на производстве, основывающаяся на бихевиоризме. [82]Научные работы — такие, как «Человеческие взаимоотношения на производстве» (Human Relations in Industry) Б. Гарднера и Г. Мура — предоставили подробный анализ поведения сотрудников и их мотивации с чёткой целью определить наилучшие способы устранения всех факторов, которые могут препятствовать максимизации производства. Некоторые исследования, конечно же, вытекают из менеджмента, разрабатываемого специалистами различных академий. Социологические исследования зашли так далеко, что анализируют социальное окружение служащих. Этот род исследований имеет практическую цель поддержания психологической удовлетворённости, которая так же важна, как и физическая. В случаях с рабочими, выполняющих монотонную работу, не требующую большой сосредоточенности, исследования акцентируют внимание на «опасности» того, что в это время мысли человека могут блуждать где–то далеко, а это в результате негативно скажется на его отношении к работе.

Не забыли и о личной жизни служащих — отсюда увеличение числа так называемых штатных совещаний. Приглашают специалистов для того, чтобы рассеять тревогу, психологические беспокойства и устранить трудности с адаптацией, вплоть до того, что даются советы в отношении самых личных вещей. Используется откровенно психоаналитическая и часто прикладная техника, состоящая в том, чтобы субъект «говорил открыто», а получаемые путём такого «катарсиса» результаты не скрывались. Но всё это в «век экономики» не имеет ничего общего с улучшением духовного состояния человека, или с тем, что европеец посчитал бы реальными человеческими проблемами. С обратной стороны «железного занавеса» с человеком обращаются, как с вьючным животным, и его повиновение достигается террором и голодом. В Соединённых Штатах человек также считается только фактором труда и потребителем; только исходя из этого рассматривается любой фактор его существования, а любым аспектом его внутренней жизни пренебрегают. В «стране свободных» человеку всеми средствами внушают, что он достиг такой степени счастья, о которой до сей поры и не мечтал. Он забывает, кто он такой, откуда он появился, и наслаждается настоящим.

В США существует заметное и растущее расхождение между пережитками преобладающей политической идеологии и реальными экономическими структурами нации. Большую роль в исследованиях этого предмета играет «морфология бизнеса». Исследования подтверждают впечатление, что американский деловой мир на самом деле далёк от типа организации, соответствующему демократическим идеалам американской пропаганды. Американские фирмы имеют пирамидальную структуру. Они составляют верхушку очевидной иерархии. Большие компании управляются по тому же принципу, что и правительственные министерства, и имеют сходную структуру. У них есть координирующие и контролирующие органы, выделяющие руководителей из массы служащих. Вместо того, чтобы становиться более гибкой в социальном смысле, «элита менеджеров» (Бёрнхем) становится более автократичной, чем когда–либо — и в этом есть что–то общее с американской внешней политикой.

Вместе с этим виден конец ещё одной американской иллюзии — Америки как «страны возможностей», где каждый имеет возможность реализовать свой шанс; страны, где каждый может вознестись из грязи да в князи. Вначале существовали «открытые границы» для всех. Потом это закончилось, но появились новые «открытые границы» — безграничный потенциал промышленности и торговли. Но как показали Гарднер, Мури многие другие, возможности со временем иссякают. Из–за непрерывно растущей специализации труда в производственном процессе и усиливающегося значения квалификации то, что раньше казалось очевидным для американцев — что их дети «пойдут дальше», чем они — теперь не так уж очевидно. Так называемая политическая демократия Соединённых Штатов, движущая сила и мощь страны, то есть её промышленность и экономика, становится, очевидно, недемократичной. Проблема заключается в следующем: должна ли реальность подстроиться под идеологию или наоборот? До недавнего времени наблюдались громкие требования первого: призывы вернуться к «настоящей Америке», к свободному предпринимательству и личности, свободной от контроля центрального правительства. Тем не менее, есть также и те, кто предпочли бы ограничить демократию, чтобы адаптировать политическую теорию в соответствии с коммерческой реальностью. Если бы маска американской «демократии» была сброшена, то стало бы предельно ясно, до какой степени «демократия» в Америке (и повсеместно) является лишь инструментом в руках олигархии, которая, пользуясь методом «косвенного воздействия», гарантирует возможность злоупотребления и обмана в огромном масштабе для тех многих, кто признаёт иерархическую систему, считая ее вполне законной. Эта дилемма «демократии» в Соединённых Штатах однажды уступить место некоторым интересным преобразованиям.

1945

В последнее время в Италии много пишут об И. Я. Бахофене, мыслителе из Базеля и современнике Ницше, чья гениальная работа прошла почти незамеченной в его время, но которую тщательно изучают сейчас, особенно в Германии. Бахофен посвятил себя главным образом изучению древних цивилизаций античности и Средиземноморья, особенно в их этико–религиозных, символических и мифологических аспектах, и его базовой идеей в этой области была мысль об изначальной оппозиции между героической, «солнечной», олимпийской и мужской духовностью и «хтонической», «лунной» и женской духовностью. Именно в этом ракурсе он интерпретировал религиозные концепции, общественные системы, мифы, символы и политические формы древних цивилизаций, всё больше и больше замечая контраст и смешение влияний, связанных с разными формами духовности, которые сегодня можно легко связать с отдельными расовыми компонентами древнего Средиземноморья: «солнечная» или «ураническая» цивилизация, очевидно, связана с арийцами, а «хтоническая» и женская —наоборот, с доарийскими или неарийскими народами.