Александр Бреусенко-Кузнецов - Гарпии визжат

Если такое решение и впрямь лучшее, то оно — без горечи и не скажешь — уже выполняется. Выполняется само собой, и помимо каких-либо «благородных решений» со стороны Лулу. И результат понятен: оно Лулу убивает. Ибо — опять-таки — сердцу не прикажешь… И любовь — зла. Любовь к мертвецу — так точно.

Смешная, поди, коллизия? Чтобы сохранить добрые отношения с подругой, Марципарина должна умереть. Чтобы восторжествовала жизнь и справедливость — умереть. Чтобы не подвергать опасности Ярал — опять-таки умереть. Ясное дело, не сразу. Но и не понарошку. Кажется, в детстве, живя среди одних мертвецов, Лулу смотрела на мир чуток веселее.

Есть статус-кво, который Лулу медленно убивает. Его можно нарушить, но нарушение чревато большими разрушениями сразу — и дружбы, и жизни, и всего Ярала… Где в своих рассуждениях Бианка ошиблась?

Не так уж и странно, что милая подружка Кэнэкта о заветном сундуке даже говорить избегает. Она из последних сил хранит статус-кво, при котором к напряжённому внешнему благополучию примешаны крупицы её личного счастья. Ещё бы, ведь и у неё тоже своя любовь, и эта любовь такого свойства, что возвращение Чичеро из сундука ей наверное помешает. Где найдёт счастье Марципарина Бианка, там Эрнестина Кэнэкта потеряет.

Но, кажется, рассуждение уже пошло по кругу. Как обычно, Лулу повторяется. И повторения — верный знак того, что никакого решения нет.

Лучшее средство от повторений — рвать. Рвать закольцованную нить рассуждений, делать с ней то, на что Марципарина редко идёт в отношениях со значимыми людьми. Кэнэкту никак не изымешь из жизни — нету сил, да и неправильно это, а вот из мыслей, на какое-то время — уже получается.

И, послушная собственному решению, Лулу оставляет в покое удушающий её узел отношений с Эрнестиной Кэнектой, чтобы перейти к той части узла, в которой дышится намного свободнее. Хотя всякое чувство свободы выявит свою иллюзорность, если узел — Гордиев.

Кто и мог бы спасти рыцаря Чичеро из его тяжёлого кованого гроба, так это Бларп Эйуой — человек, не имевший от его заточения никаких личных выгод. Совсем никаких. Надо лучше знать Бларпа, чтобы говорить об этом наверняка, но Лулу не сомневалась: разведка в широком смысле и составляла его личную жизнь. В широком — это вместе с исследовательскими перелётами на воздушных замках, с долгими периодами скрытной жизни в разных городах и замках, с проникновением в тайны редких библиотек и собирательством фольклора.

Выгод от заточения рыцаря Бларп Эйуой не имел, а вот ущерб наверняка чувствовал. Сотрудничество с Чичеро для него, наверное, не было бесполезным. Столько славных дел совершено вместе (вот, хотя бы, победа над великаном Плюстом из замка Глюм), столько ещё могло предстоять…

По правде говоря, был и момент, когда к решению выпустить товарища наружу Бларп Эйуой приближался совсем вплотную, но полностью взять ответственность на себя — всё же не мог и не хотел. В тот раз он спросил у Чичеро — да, прямо так, постучал по сундуку и спросил:

— Если я отопру замок, сможете ли вы гарантировать покорность демона? — или как-то наподобие, точнее Бианка уже не помнит.

И Чичеро тогда ответил:

— Нет, не смогу, — это глупо, но ответил именно так. Что, спрашивается, оставалось делать Эйуою?

Попрощаться, уйти.

Вспоминая ту, пусть недавнюю, историю, но с каждым днём, неделей, месяцем, годом уходящую в прошлое, Лулу Марципарина вновь и вновь силилась понять мотивы обоих участников столь краткого диалога у сундука, понять, быть может, лучше и точнее, чем они сами, — с тем, чтобы на новой основе.

Почему Бларп запросил гарантий на то, что Чичеро не мог ему гарантировать, в сущности, понятно. Ему, как разумному человеку, нужен был повод, чтобы выпустить товарища. Чтобы не «ни с того ни с сего».

Повод требовался, чтобы убедить себя, что появились хоть какие-то новые основания для этого акта милосердия. А заодно, быть может, и для того, чтобы подтвердить: прежние причины не выпускать мёртвого рыцаря из сундука были достаточно вескими. Мол, посланник Смерти посидел в сундуке, поразмыслил и — достаточно «перевоспитался», чтобы захотеть понадёжнее прежнего контролировать своего демонического попутчика.

В такой позиции Бларпа легко заметить изрядную долю слабости. Лживая, по сути, позиция. Закрывающая истину от себя, от Чичеро, да и от всего горного Ярала. С чем-то важным Эйуой не готов встретиться, вот и уходит, как только может.

Получается, хитроумный разведчик предложил Чичеро поучаствовать в своей хитроумной игре, тот же, как рыцарь, исполненный истинного благородства, с негодованием отверг сию сомнительную основу для своего освобождения. То есть…

То есть, обиделся, что ли?

Нет, уж для чего-чего, а для обиды у Чичеро, конечно, было крепкое основание, проверенное долгим сроком заточения в сундуке. Но: вот так обидеться и отказаться выходить? Когда тебя ждут — какие-никакие, а дела, когда тебя, наконец, ждёт любимая женщина?

Нет уж, такая обиженная реакция посланника в картину мира Марципарины никак не укладывалась. Пусть ты даже трижды негодуешь на произвол заточителя, дело-то понятное, но к чему же оно должно подтолкнуть? Доказать Эйуою его лживую неправоту — раз. Если не удаётся доказать — обругать его, ударить, а то и схватиться в честном поединке на мечах — вот в чём проявилось бы подлинное рыцарство. Да, условием такого поединка была бы тактическая хитрость: согласиться с Бларпом понарошку, а потом… Этак и для Чичеро вопрос бы разрешился, и несправедливым обидчикам был бы преподан хлёсткий и красивый урок.

Но — вовсе отказаться выходить? Да чем ты тогда лучше?

Кто не выходит из сундука, когда его готовы уже выпустить — всё равно с каким объяснением — тот или полный дурак, или индюк напыщенный.

Чичеро не дурак, во всяком случае, не полный — Марципарине ли не знать? Да, он мёртв, он разрушен и много чем обделён, однако понять, к чему приведёт отказ контролировать демона — уж это ему под силу.

А значит, упёрся из принципа. Не подумал о тех, кто во встрече с ним очень нуждается. Не подумал даже о троих карликах, без которых его нет. И о любви своей не подумал — только бы поставить на место Эйуоя. Так какой же отсюда следует вывод?

Напрашивался неутешительный для Марципарины ответ. Похоже, она рыцарю в сундуке вообще не нужна. Это от неё он прячется.

Иной раз думается: а не зря прячется. Кто прогневил дракона, тому бы и на глаза ему не попадаться, а уж драконицу — ту сердить опасно втройне. И не в том дело, как она выглядит, а в тех силах, которые бурлят внутри. Что с того, что миру не предъявлена огнедышащая пасть? Пасть для драконов — что труба для печи. Служит для отвода излишка внутреннего жара.