Александр Бреусенко-Кузнецов - Гарпии визжат

Ну, затерялась, и затерялась. О том и спрашивать не след, ведь храмовые чудеса находятся в компетенции здешних посвящённых самых высших степеней. Магические соглядатаи храма — тем более, ведь смотреть должно им, а не на них. Кто заметил лишнее, тому несдобровать — и, видно, другие гости это неплохо усвоили, раз даже не обратили внимания на резкое движение. И Оксоляна тоже постарается позабыть мелкого ангела.

Осталась ещё сама безносая статуя. Уж она здесь не случайно. Вот её и заметить положено, да и вежливо поинтересоваться не возбраняется — в знак того, что гости явились в трапезную не только поесть.

Что же нос-то назад не приставили? Оксоляна мысленно фыркнула на этот непорядок, но осеклась. Негоже испытывать недовольство, ведь гостей наверняка проверяют. Пусть лучше кто-то другой попадётся, не она.

Так и есть. Кого-то уже прорвало:

— А кто это там, в конце стола — безносенький? — ляпнула голосистая гостья Цига из какой-то торговой гильдии — там они все бойкие на язык.

— Ваш вопрос адресован Ангелоликой? — с иронией спросила сама Ангелоликая и метнула в несдержанную мужичку короткий гневный взгляд.

Торговка заохала, принесла многословные извинения, а её товарка по гильдии с низким поклоном поспешно пояснила:

— Данея раскаивается. Будьте любезны простить её бестактность, Ангелоликая, она ведь не со зла. Просто ни я, ни она не можем припомнить, кому из деятелей Цига посвящён памятник. Не вашему ли батюшке?

Объяснение ещё бестактнее, чем объясняемое, внутренне улыбнулась Оксоляна. Уж она-то найдёт возможность помолчать, если сказать нечего, но так позориться нипочём не станет.

— Кто ещё хочет это знать? — с искромётным весельем спросила Ангелоликая.

В ответ раздался гул голосов. Ещё бы не захотеть узнать, кому посвящена статуя, которая, уж наверное, поставлена тут не случайно, а если бы вдруг случайно, то её, наверно, давно уже тут бы и не стояло…

— Значит, кто-то всё-таки хочет узнать? — голос Ангелоликой совершенно неожиданно зазвучал зловеще. То есть, всё-таки гости сказали что-то не то и её прогневили? Ничего ведь не предвещало!

Голоса гостей перепуганно примолкли, поблекшие лица заозирались: может, кто-то знает, как ответить правильнее всего. И тут Оксоляну осенило: ведь это проверка! Ну конечно: Ангелоликая смотрит, кто из всей собранной кучи гостей не растеряется. Ведь тот, кто не робкого десятка, может быть полезен некрократии, а весь робкий десяток — отсеется без сожаления.

И, пока никто другой не догадался, царевна поспешила воскликнуть:

— Я очень хочу узнать… — голос предательски дрогнул, но устоял. — Будьте добры, расскажите, Ангелоликая. Если только не трудно… — сказала и сама же с испугом уставилась в бесцветные глазки навыкате. Что, ошиблась?

Нет, предугадала!

Ангелоликая озорно улыбнулась, показав миру зубы довольно крепкие, но не чрезмерной длины. Затем глазки навыкате из образа строгой женщины-чернильницы погрузились вглубь черепа, протянув за собой радиальную сеть добрых тётушкиных морщинок.

— Что же, больше никому не интересно? — и в голосе зазвенела едва ли не обида. Слишком легко отступились.

Любопытство тотчас вернулось. Гул интересующихся голосов постепенно набрал прежнюю силу.

— Хорошо, — дала себя уговорить Ангелоликая, — расскажу вам, кто с нами сидит. Я так и думала, что вы примете его фигуру за памятник, и это действительно памятник — в некотором роде. Памятник Управителю Цанцкого воеводства Умбриэлю Цилиндрону.

Ангелоликая попыталась выдержать паузу, но не тут-то было.

— Так он не из Цига? — изумилась торговка Данея.

— Из Цанца. Сказано же. Чем ты слушала? — поддержала тему ещё одна.

— Тогда мне неясно, зачем эта статуя здесь стоит.

— А затем, что этот Цилиндрон когда-то был в Цанце главным. А теперь Владычица Цига его приютила.

— Приютила его старую статую? — Данея упорствовала в глупости.

Оксоляна, которая обо всём уже вспомнила и догадалась, ценою огромных усилий не ввязалась в этот непочтительный разговор. Ангелоликая держит паузу, значит, надеется всех удивить разгадкой — что же её перебивать? Нет, Оксоляна самая хитрая. Она не будет произносить верного ответа, но станет его думать. Ангелоликая как прочитает её мысли, так обрадуется. Скажет, «царевна умна, но деликатна».

— В том-то и дело, что это не статуя, — таинственно усмехнулась Ангелоликая, — а Умбриэль Цилиндрон собственной персоной. Только он малость, хе-хе, окаменел. А стоит он здесь, потому что между правителями Цига и Цанца как-то вышел спор, кто ближе и милее Владыке Смерти…

О споре том Оксоляна не знала, но должна была догадаться.

— …и решили, что кого Владыка решит наказать, того он обратит в камень. И пообещали друг другу, что тот из них, кто не окаменеет, обеспечит второму сносное место за своим гостеприимным столом…

Что, серьёзно? Так всё и было?

— …Кто знает, чем бы дело закончилось, но об их споре узнал Владыка Смерти. Это и не мудрено: все мы знаем, что Мёртвый Престол в курсе всего. И когда прознал Владыка, какой они затеяли обмен мнениями, то потребовал, чтобы каждый из них описал свои чувства к нему как председателю всей наземной и подземной некрократии.

Да, Оксоляна слышала, что Владыка поощряет состязательность.

— И вот послушайте, как один из спорщиков объяснялся в любви Владыке Смерти. «Ты самый сильный, о Владыка, — говорил этот, что греха таить, очень самоуверенный спорщик, — ты сильнее всех человеков, а значит, моё место рядом с тобой. В знак глубочайшей преданности я буду стараться походить на тебя, я даже стану немножко тобой ради такого дела. Зато ты, величайший из великих, поделишься со мною властью и могуществом. Как не поделиться, если я с некоторых пор — твоя составная часть, причём самая лучшая, самая старательная из прочих частей. Когда же ты решишь отдохнуть — а даже Владыка Смерти отдыха, несомненно, заслуживает, — я смогу тебя подменить. Когда же ты решишь окончательно удалиться от дел на заслуженный отдых, то я тебя и полностью заменю. Отчего бы не заменить, если я — это и есть ты?». Так считал Умбриэль Цилиндрон — и думал, что будет Владыке Смерти очень любезен…

Что ж, по крайней мере понятно, зачем здесь поставлена эта окаменелость. Чтобы объяснить, что Цилиндрон был нелюбезен и неправ.

— А та, которая спорила с Цилиндроном за первенство, говорила совсем иначе, — заверила хитроумная Мад, — она хотела одного: быть полезной Мёртвому Престолу. «Ты, ты, Владыка, и только ты!» — вот как она говорила, — при этих словах Ангелоликая даже всхоипнула, как бы показывая, что в ихъяснении любви к Владыке Смерти слёзы также не возбраняются.

Трапезный зал не остался безучастен к слезам Ангелоликой. Кто-то намеренно выдавил слезу цвета собственного бальзама, а другие смогли даже непроизвольно, без видимых усилий.