Александр Бреусенко-Кузнецов - Гарпии визжат

— Вы ведь в Цанце были главой бальзамировочной гильдии…

— Был, — кивнул Фальк аккуратной пурпурной головой.

— Не жалеете?

— Нет, не жалею! — громко расхохотался Фальк. Как по Оксоляне, так и чересчур громко.

Чтобы не дать ему вернуться к зачитыванию очередного рецепта, члены септимы принялись вслух сомневаться. Бальзамировщик повёлся — кинулся развеивать сомнения.

— Что мне давало бальзамирование? Да, стабильный доход. Да, солидный статус. Но тратить всё своё вечное посмертие на бальзамирование чьих-то тел — нет, не предел моих мечтаний. Знаете, барышни, — Фальк усмехнулся с утрированной загадочностью, — мои мечтания почти беспредельны, но и беспределью какой-то предел положен. Так вот… — он перешёл на заговорщический шёпот, — этот предел… мною вот-вот будет достигут! Каким образом, спросите вы? Отвечу! Мне предстоит одна недолгая командировка, которая окупит всё моё посмертие. Здорово, а?

— Неслыханная щедрость! — фыркнула Данея. — Только кто платит-то? Ангелоликая? Кажется, я угадала…

— А вот и нет! Ангелоликая, конечно, участвует, но деньги не от неё. Они от того, кто снабжает деньгами саму Ангелоликую. Поняли?

— А кто снабжает деньгами Ангелоликую? — царевна Оксодляна прикинулась круглой дурочкой, не способной заметить своей бестактности.

— Разведка! — одними губами произнёс Фальк.

— Ну да?

— Оказывается, в разведке можно заработать гораздо больше, причём за один раз, без долгих муторных процедур, без возни с полуживыми телами, без вечных проблем с сокрытием трупных пятен, — заговорил бальзамировщик тихо, с примерной быстротой.

С каждым словом разведывательный бальзамировщик воодушевлялся всё сильнее. Разговор-то зашёл о деньгах, а деньги красноголовый ремесленник любил преданно.

— Именно в разведке крутятся сейчас настоящие деньги. Вы знаете, сколько стоит раскачать царство или королевство средней руки? О, вы даже по арифметике не проходили такой цифры. А я — знаю! Ведь я ныне не просто бывший глава цанцкой гильдии бальзамировщиков. Я теперь и пишусь-то с большой буквы! — бальзамировщик подбоченился, поглядел горделиво. — Так вот, Я — таков, что пущу по миру саму Эузу!

О том, где и какие деньги крутятся на самом деле, боевой септиме царевны Оксоляны поведал второй учитель — старый знакомец Карамуф из Карамца, учебный курс которого поражал красноречивостью названия — «Выгода».

У царевны и малейшего сомнения не возникло, что о выгоде старик Карамуф знает всё. Но зачем боевой септиме знания банкира?

Наверное, хотя бы затем, чтобы знать, насколько выгодна для умного мертвеца самоотверженная преданность некрократии.

Начал Карамуф издалека: с того, какая высокая добродетель таится в обыкновенной любви к золотым некроталерам. Мертвец может ничего больше не делать, и никого больше не любить, но если любит мёртвые деньги и способствует их накоплению, он уже тем и приятен Владыке Смерти. Владыка — он ведь всегда с теми, кто с ним заодно.

Тот, кто жертвует собой ради Владыки — вот хоть посланников Смерти вспомним — конечно, уже и тем угоден Мёртвому Престолу. Но кто жертвует собою за деньги, тот угоден вдвойне. Почему? А так Владыка получает не только благородную жертву, но и материально заинтересованного раба наживы.

Казалось бы, разница между жертвой и рабом в том, что раб чуть умнее. Только есть различие поглубже: жертва — предмет одноразовый, рабу же можно многое ещё поручить.

Раб наживы всегда предсказуем, он делает лишь то, что обеспечит его наживой, и так он творит вокруг и после себя разумный и предсказуемый мир. Универсальная единица такого мира — золотой некроталер.

Слушать умного Карамуфа было очень любопытно. К сожалению, сам он к тому, о чём говорил, быстро терял интерес, и тогда облегчал себе задачу заполнения учебного времени пространным цитированием по памяти. Банкир без труда воспроизводил целые страницы «Восемнадцатизакония» и «Священной книги ростовщика», в которых, будто бы, содержались скрытые иллюстрации к его явно высказанным идеям:

— «Помни, что время — деньги; тот, кто мог бы ежедневно зарабатывать по десять некроталеров и тем не менее полдня гуляет или лентяйничает дома, должен — если он расходует на себя всего только шесть некропфеннингов — учесть не только этот расход, но считать, что он истратил или, вернее, выбросил сверх того еще пять некроталеров. Помни, что кредит — деньги. Тот, кто оставляет у меня еще на некоторое время свои деньги, после того как я должен был вернуть их ему, дарит мне проценты или столько, сколько я могу выручить с их помощью за это время. А это может составить значительную сумму, если у человека хороший и обширный кредит и если он умело пользуется им. Помни, что деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новые деньги. Деньги могут родить деньги, их отпрыски могут породить еще больше и так далее. Пять некроталеров, пущенные в оборот, дают шесть, а если эти последние опять пустить в оборот, будет семь некроталеров и так далее, пока не получится — сто некроталеров. Чем больше у тебя денег, тем больше порождают они в обороте, так что прибыль растет все быстрее и быстрее»… И быстрее, и быстрее, и быстрее…

Так вещал Карамуф, и его монотонный голос, казалось, иллюстрировал в основном лишь ту истину, что вот лекция идёт, а денежки в карман ручейком капают. Потом спохватывался, говорил одну-две хорошо интонированные фразы от себя, и снова возвращался к первоисточнику:

— «Тот, кто убивает супоросную свинью, уничтожает все ее потомство до тысячного ее члена. Тот, кто изводит одну монету в пять некропфеннингов, убивает все, что она могла бы произвести: целые колонны из некроталеров»…

— Постойте, учитель… — иной раз встревала переписчица из Глукша. — А можно спросить про свинью в вашем примере? Судя по тому, что вы говорите о её возможном приплоде, это — живая свинья? Но как такое можно совместить с идеалами некрократии?

Но Карамуфа так просто не «срежешь»:

— Да, свинья там живая. Но включена в особые ойкономические отношения, которые задуманы так, чтобы в скорости не быть ей живою. Разумеется, к вящей славе Мёртвого Престола и Владыки лично.

И не прикопаешься!

Лишь где-то к концу отведенного ему месяца Карамуф припомнил, что готовит он не совсем банкиров, и снова заговорил по-человечески.

— Я понимаю, — сказал он, — что стать истинно бескорыстным рабом наживы даже в нашем некрократическом мире дано не каждому. Иногда для выработки этого качества должно пройти несколько поколений мертвецов, а последнее возможно лишь в городах Дальнего Запорожья. Понимаю и то, что сам я безнадёжно далёк от этого идеала, ведь я мертвец лишь во втором поколении, а происхожу из нижневосточного Карамца, куда Порог Смерти не добрался и где варварски живые люди до сих пор ходят, как у себя дома…