Александр Бреусенко-Кузнецов - Гарпии визжат

— Слава некрократии, — сказал будущий министр иностранных дел эузы и облизнулся. Рот его был удивительно слюняв.

— У данной технологии, — кивнул на него бальзамировщик, — есть один отрицательный эффект. У объекта бальзамирования резко обостряется вампиризм. Но, при должном контроле со стороны, в этом нет ничего страшного. Просто от рта его стоит держаться подальше во избежание внезапных увечий.

— Не бойтесь, милые дамы, — я достаточно себя контролирую, — сказал Гзырь и снова облизнулся. Знатный приготовлен для царства Эуза министр иностранных дел — просто заглядение.

— И что, у него и клыки увеличены, как в романах? — спросила Данея. Известно, какие романы читают торговки вроде неё.

— Нет, с клыками всё как у людей, — успокоил бальзамировщик, но остаётся тяга.

— Тяга к крови? — решила уточнить Оксоляна.

— Тьфу, гадость, — в сердцах сплюнул на пол будущий министр, — крови-то во мне самом больше, чем надо. А вот бальзама в организме не хватает… Но не шарахайтесь от меня, милые госпожи, повторяю: я полностью себя контролирую, — а сам облизнулся в третий раз.

— С ним правда всё в порядке?

— От обильного слюноотделения никто ещё не терял рассудка, — не слишком уверенным тоном произнёс бальзамировщик, — потому мёртвые дамы не должны опасаться; впрочем, если в его присутствии о бальзамах не говорить, он будет совсем адекватен.

Дамы пообещали не говорить о бальзамах, и бальзамировщик откланялся, оставив аудиторию «полутрупу».

— Как вы уже поняли, — начал тот, подбирая слюну с подбородка, — я здесь нахожусь в двойном качестве: и как оратор, и как экспонат искусства прошлого оратора.

Тут оратору снова залило слюной его неволевой подбородок, и ему пришлось сражаться со стихией с помощью кружевного рукава.

— Чему будет посвящено ваше выступление, господин будущий министр? — поинтересовалась Оксоляна.

— Новой политике Эузы, — сглатывая слюну, проговорил полутруп.

— В чём она будет заключаться?

— Эуза развернётся лицом к некрократии, — затараторили слюнявые губы. — Пусть понарошку, но развернётся. Это будет мой вклад…

— Если вы станете министром, — строго припечатала царевна.

— Я стану, — заискивающим тоном пообещал министр, — непременно. Это теперь уже вопрос времени… Должно смениться центральное руководство царства, а ему недолго осталось… Меня есть кому провести на министерский пост, я просто сам не хотел заранее… Вы ведь не подумайте, я же не для себя стараюсь… И не для Эузы. Радею только за некрократию! — густая слюна изо рта Гзыря уже промочила ему манишку. — И буду с вами вместе верно служить Ангелоликой!

Вот уж самоотверженные парни эти самые «полутрупы». Ничего не щадят, только бы услышать приказание лично из начальственных уст.

— Но в чём будет заключаться эта ваша «новая политика»? И как вы убедите Эузу присоединиться к некрократии?

— Присоединиться? — Гзырь поперхнулся слюной. — Нет, ну присоединиться вряд ли получится. Но вести такую политику, которая будет выгодна Владыке Смерти, я сумею… Вот это я обещаю! А суть политики — очень проста: Эуза станет прикидываться слабой.

— Эуза станет прикидываться слабой? — повторила царевна. — Но я в толк не возьму, зачем это Эузе.

— Чтоб нас с вами обмануть, конечно! — прыснул слюной Гзырь. — Якобы Эуза нас одурачит, а мы, наивные, нападём, а Эуза окажется сильнее, и тогда мы отстанем.

— Вот как? Но зачем это нам? В смысле — некрократии.

— Как зачем? Мы же знаем, что слабость — только уловка? Значит, врасплох сила Эузы нас не застанет. Но этого мало. Мы дадим Эузе знать, что не вполне поверили в её слабость. Тогда, чтобы нас убедить, ей придётся слабеть, и слабеть реально — иначе нас ведь не убедишь…Улавливаете? И в эту игру наша некрократия может играть сколь угодно долго. Когда же царство Эуза, втянувшись в нашу чудную игру, ослабеет окончательно, тут уж придёт черёд решительных действий. С этого момента и вступят в дело десятки тысяч боевых септим. Ну, вроде вашей. И тогда вы поблагодарите меня, за то, что сильное царство Эуза я уже для начала ослабил. И скажете промеж собой: Гзырь — это голова, истинно наша, «мёртвая голова», даром что полноценного посмертия так и не получил, — тут непокорная страсть к мертвецким бальзамам снова произвела слюнный фонтан, смывший остаток гзыревой речи. «Некрократическая геополитика» — так она должна была называться.

Гзырь, который готовится стать министром иностранных дел царства Эуза, оказался среди преподавателей боевой септимы далеко не единственным «полутрупом». По-видимому, очень многие открыли для себя «временное посмертие», дарующее новую возможность — посещение мёртвого Запорожья без окончательного прощания с жизнью. А уж туда, в запретное для живых пространство за Порогом Смерти каждый мечтал угодить ещё с детства.

Имя второго учительствующего «полутрупа» звучало как Фарадео Фарадей. Это был ещё сравнительно молодой парень, который в истинное посмертие мог не спешить ещё по крайней мере лет пять. Но в учителя септимы попал. И грозился вычитать целых три учебных курса: «О неправомерности концепции мировой ярусности», «О шарообразности планет», «О несуществовании драконов».

Фарадео Фарадей чувствовал себя учёным, и не каким попало, а одной из величайших научных сил некрократического прогресса. Умонастроение вполне понятное, и не скажешь, будто незнакомое. После полугода обучения при соборе Вечнотраурной Смерти насмотришься всякого.

Только чем ему не угодил Ярусный мир, простой уземфской царевне понять было сложно. Слова Фарадео «на самом деле» для Оксоляны весили не так уж и много. У каждого ведь своё дело, и своё дело обычно «самое».

— На самом деле ярусов никаких нет, а земля шарообразна, — заявлял этот оригинал.

«Шарообразна»? Да ты в окно кабинета когда-нибудь смотрел, умник? А выйти да пройтись куда-то, где горизонт виден? Вот побывал бы хоть раз в пустыне Уземфа, вся шарообразная дурь-то и выветрилась бы!

— Не спешите гневаться, дамы, — пошёл Фарадео на попятную ещё к концу своего первого курса.

Теперь он заговорил не про «на самом деле», а про «некрократии выгодно считать» — и стал, наконец, понятен. Если некрократии и правда выгоднее — тогда конечно…

Правда, и в выгодах — терзают сомнения. Точно ли так уж выгодно? И настолько ли выгодно, как, скажем, ростовщичество по Карамуфу?

Фарадео заметно обиделся. Поведал, что сам Владыка Смерти его научные теории очень хвалил и называл своевременными. Ссылка на авторитет Мёртвого Престола помогла ему, но не очень. Оксоляне, да и не ей одной, показалось, что молодой человек пытается бросить свою жалкую тень на самого Владыку.