Брюс Стерлинг - Схизматрица (сборник)

Р.Крамб сказал однажды: «Комикс – слова и картинки. Вы можете сделать все словами и картинками». Эта типично американская декларация стала для Дори очевидной истиной.

Дори хотела быть Настоящим Художником в своей области. Комиксы или «графические рассказы», если вам нужно более солидное наименование – уходили и ей приходилось искать свое место. В ее комиксах – всегда безжалостно автобиографичных – можно видеть ее борьбу – Дори, пытающуюся обменять продуктовые талоны на сигареты, Дори, живущая в покинутых складах Района Хиппи в Сан-Франциско, рисующую под открытым небом и ругающуюся с другом своей соседки, Дори, пытающуюся собрать денег чтобы вылечить собаку от чесотки.

Комиксы Дори замусорены окурками и пустыми бутылками. Она была, по классической формуле, Сумасшедшей, Дикой и Саморазрушающейся. В 1988 году Дори попала в аварию, где повредила шею и таз. Она лежала в скуке и боли.

Чтобы убить время, она пила и принимала болеутолители.

Она подцепила грипп. У нее были друзья, которые любили ее – но никто не понимал, насколько она больна. Она не справилась с болезнью. 26 февраля ее сердце остановилось. Ей было 36.

Достаточно «голых фактов». Немного утешительной лжи.

Как иногда случается, когда облачко вируса гриппа ждало теплых, гостеприимных легких Лестера Бэнгса, Судьба, Атропос, Та-что-плетет-судьбы, случайно сбилась со счета. Петля или узелок? Какая разница? Это всего лишь человеческие жизни, подумаешь...

Так что Лестер, вместо того, чтобы вдохнуть облачко невидимой смерти, вылетевшее из какого-то бродяги, чуть не попал под такси. Это происшествие выбило Лестера из колеи. Он решил, что самое время поехать в добрую солнечную Мексику. Он будет работать над Великим Американским Романом: «Мои друзья – отшельники».

Как верно. Никто из полусумасшедших друзей Лестера не выходит больше на улицу. Всегда опережающие время, они уже не рок-н-рольщики. Они все еще носят черные кожаные куртки, не спят по ночам, они все еще ненавидят лютой ненавистью Рональда Рейгана – но они никогда не выйдут из дома. Их стиль жизни социолог Faith Popcorn (нельзя усомниться в чем-либо сказанным человеком по имени Faith Popcorn) годы спустя назовет «закукливанием».

У Лестера были миллионы альбомов рока, блюза, джаза, распиханные по его нью-йоркской квартире. Книги валялись метровыми стопками на всех горизонтальных поверхностях – Берроуз, Хантер Томпсон, Селин, Керуак, Гюсманс, Фуко и десятки непроданных копий Blondie – написанной Лестером биографии группы.

Еще больше альбомов и синглов каждый день приходило по почте. Люди посылали Лестеру записи в слабой надежде что он включит их в обзор. Сейчас это стало просто традицией. Лестер превратился в анти-культурную инфо-клоаку. Ему посылали винил просто потому что – это же Лестер Бэнгс, старик!

Еще дрожа от недавней пляски со смертью, Лестер осматривает свое имущество с сартровской тошнотой. Он побеждает желание проверить, не осталось ли в холодильнике одной, последней банки пива, вдыхает немного кокаина и пытается заказать билет в Мексику. После отчаянной ссоры с тупой сукой на проводе ему удается заказать билет в Сан-Франциско – лучшее, что можно получить прямо сейчас. Он быстро собирается и уезжает.

На следующий день Лестер, усталый и злой, оказывается на неправильной половине континента. Он взял с собой только армейский мешок с портативной «олимпией», немного бумаги, рубашки, флакончики с разными наркотиками и «Моби Дика», которого он всегда хотел перечитать.

Лестер берет такси из аэропорта. Приказывает водителю ехать в никуда, чувствуя слабое желание впитать местный ритм. Сан-Франциско напоминает ему о днях в Rolling Stone, до того как Веннер выгнал его за грубость к рок-звездам. К черту Веннера, к черту этот город, который был почти что Авалоном несколько месяцев в 67-м и с тех пор катится в ад.

Холмистые полузнакомые улочки наполнены воспоминаниями, образами, талисманами. Декаданс, старик, смерть от аффекта, без дураков. Все это сливается у Лестера в одну желчную струю – садистские фильмы, диско, холоднокровный вой синтезаторов, садомазохизм, завернутые культы улучшения человека – все виды невидимой войны, медленно съедающей душу мира.

Через час он останавливает такси. Ему нужен кофе, сахар, люди, может быть – кусок сыра. Лестер наклоняется чтобы заплатить и замечает свое отражение – полноватый тридцатитрехлетний безработный в мотоциклетной куртке, бледное нью-йоркское лицо, на которое наклеены усики Фу-Манчу.

Жиреешь, прячешься – никаких оправданий, Бэнгс! Лестер дает таксисту большие чаевые. Порадуйся, парень, ты вез сегодня очередного Освальда Шпенглера!

Лестер забредает в кафе. Много народу, воняет чесноком и пачулями. Он видит двух панкушек, курящих сигарету за сигаретой. Калифорнийский загар.

Лестер думает – это тип женщин, которые сидят на полу скрестив ноги и не будут трахаться, но с радостью объяснят в деталях свой удивительно сложный постэкзистенциальный weltanschauung. Длинные, костлявые, с сумасшедшим взглядом. Как раз его тип, если подумать. Лестер садится за их столик и изображает резиновую улыбку.

«Развлекаемся?» – спрашивает Лестер. Они смотрят на него как на чокнутого, каким он, собственно, и является, но он вытаскивает из них имена – Дори и Кристина. На Дори сетчатые чулки, ковбойские сапоги, поношенная блузка с наклееными розовыми перьями.

Коричневые длинные волосы. На Кристине танкистская блузка и кожаная юбка, и татуировка с черепом на животе.

Дори и Кристина никогда не слышале о Лестере Бэнгсе. Они мало читают.

Они художницы. Они рисуют карикатуры. Андерграундные комиксы. Лестер слегка заинтересован. Работа с эстетикой мусора всегда привлекала его. Это так по-американски, настоящая старая добрая Америка, дикая Америка европейских отбросов, собирающих выброшенный поп-мусор и заставляющий его сиять как Кохинор. Делать из комиксов Искусство – предельно безнадежное занятие, хуже, чем рок-н-ролл и за это даже не платят денег. Лестер выдает все это, чтобы посмотреть, как они отреагируют.

Кристина идет за выпивкой. Дори, слегка ошалелая от этого бочкообразного красноглазого незнакомца, выдает свой коронный отшив. Который представляет собой открытие окна в Адскую Дыру ее жизни. Дори зажигает «кэмел» от бычка, улыбается Лестеру большими дырявыми зубами и радостно произносит:

– Лестер, ты любишь собак? У меня есть собака, у нее экзема и отвратительные открытые язвы по всему телу и от нее очень воняет. Ко мне перестали приходить друзья – она любит тыкаться носом в нос и делать так, знаешь – фрр, фрр!

– Я кричу дикой собачьей радостью в дымящейся яме склепа, – заявляет Лестер.