Брюс Стерлинг - Схизматрица (сборник)

Шпитцлер, спокойно оглядев его, произнес:

– Хаверкемп совершил величайшее преступление в истории человечества.

– История закончилась. Теперь мы переживем историю!

– А почему собственно, вы, мой юный друг, защищаете доктора Хаверкемпа? Ведь именно по его вине ваша страна повержена в руины. То же самое произошло и у нас в Европе, но мы потихоньку выходим из кризиса, а ваша бедная Америка представляет собой кучу сброда, дерущегося за чудо-препарат.

– Следи за своей речью, приятель! – рявкнул Рокфеллер. – Не такие уж вы великие!

– Не хочу дискутировать с вами на эту тему. Я видел здесь достаточно ужасов. Боюсь, что вы погибнете, но протянутую нами руку помощи так и не примете.

Рокфеллер сел за письменный стол и в ярости сжал кулаки.

– Так вот что вы задумали на самом деле. Хотите нашей всеобщей гибели, чтобы весь континент достался вам? Не выйдет! Помните, что один американский боец положит целый взвод ваших бесхребетных европейцев-моралистов! Напрасно только мы, американцы, в свое время освободили Европу от немцев-нацистов.

– Немцы давно уже не нацисты.

– С тобой все ясно. Нацистская свинья!

Сниффи был рад тому, какой оборот принимают события.

– Может, эти яйцеголовые и спелись со слюнтяями из Университетской Оборонной Лиги, но настоящих мужчин из Торговой Палаты им не облапошить! – воскликнул он. – Не позволяйте этим пожирателям сыра водить себя за нос, генерал!

Наконец Шпитцлер вроде бы забеспокоился.

– Мы не вооружены. – В доказательство он вытянул вперед руки. – Мы действительно пытаемся найти общий язык не только с вашим, но и с другими вооруженными формированиями в Америке, но только лишь ради вашего же собственного блага. Пуля гуманизма принесет мир всем. Она спасет человечество!

– Американцы проживут и без вашей пули гуманизма! – заорал не на шутку рассерженный Рокфеллер. – Форбос, свяжи этих ублюдков и швырни в подвал.

– Есть, сэр! – с явным удовольствием воскликнул Форбос.

– Не валяйте дурака, генерал, – посоветовал Шпитцлер. – Пленив нас, вы ровным счетом ничего не добьетесь.

– Вы станете у нас заложниками, – пояснил Рокфеллер. – Только так и можно обходиться с вами. Подумаешь, пуля гуманизма!

Форбос встал и пошел на европейцев. Шпитцлер, как стоял с простертыми руками, так и остался на месте. Андолини поспешно сжал в руках видеокамеру.

В комнате полыхнула непереносимо яркая вспышка белого света.

Сниффи мгновенно ослеп.

– Я не вижу ни черта! – заорал Рокфеллер. – Чертовы ублюдки ослепили меня!

В комнате послышались грохот мебели и сдавленные проклятия.

– Я у двери, шеф! – членораздельно вскричал вдруг Форбос. – Проклятым европейцам не сбежать!

– Молодчина, Форбос. Отлично сделано.

– Спасибо, шеф. Но я по-прежнему ни зги не вижу.

– Я тоже, – поделился Сниффи.

Все действительно было погружено в багровый туман. Сниффи побрел, как ему представлялось, к середине комнаты. Наконец ступня его ухнула о металл.

Он нагнулся и вытащил из ящика ручной пулемет. Обойма, к счастью, уже была вставлена. Тяжелое оружие внушило ему силу и уверенность в себе.

– И правда, шеф, – сказал Сниффи, – крошка немного весит. А как из нее стрелять?

– Не пори горячку, Снифф, – остановил его Рокфеллер. – Ведь мы даже точно не знаем, остались ли ублюдки-европейцы в этой комнате.

– Они здесь, я чую, – крикнул Сниффи. – И дыхание их слышу. Буду целить на звук.

– Сниффи, сынок, ты ведь никогда не был метким стрелком. Да и вряд ли понимаешь, какая грозная игрушка у тебя в руках.

– Порядок, шеф. Я уже нашел спусковой крючок. – Сниффи отступил на шаг, приподнял ствол пулемета и сказал, возвысив голос: – Эй, вы, двое! Сдавайтесь или станете дырявыми, точно сыр! – Он засмеялся. – Дырявыми, точно ваш любимый швейцарский сыр!

Ответа не последовало.

– Вы знаете, о чем я говорю?!

Молчание.

– Шеф? – позвал Форбос. Он оказался много ближе, чем предполагал Сниффи, и слева, а не справа. – Я надежно заблокировал эту дверь, но, быть может, она ведет вовсе не наружу, а в соседний кабинет? Может, европейцы уже унесли ноги?

– Может быть. Во всяком случае, пулемета им не видать как своих ушей, – сообщил Сниффи. – Именно, чтобы он не достался им, я его и схватил первым. Понятно?

– Отлично придумано, Снифф, – похвалил его Рокфеллер. – Ты всегда у нас был башковитым малым.

Сниффи напряженно думал. Можно было, конечно, позвать на помощь, но пока сбежится охрана, Шпитцлер почти наверняка сумеет овладеть пулеметом.

– Шеф, я вот что подумал! – вскричал Сниффи. – Пока мы ослеплены, они могут легко подобраться ко мне, выхватить пулемет, прикончить всех нас, а затем с помощью оружия проложить себе путь наружу!

– Могут, – подтвердил Рокфеллер. – Особенно после того как ты, приятель, подсказал им такую возможность.

Сниффи обуяла паника. Его колени задрожали мелкой дрожью.

– Они могут наброситься на меня в любую секунду! – Он принялся неистово водить стволом пулемета из стороны в сторону. – Что мне делать?!

– Мне плевать, проживу ли я вечно! – заорал Рокфеллер. – Но будь я проклят, если и им плевать! Жми на всю железку, парень, а там будь что будет!

– По-моему, стрелять пока не стоит, – неуверенно возразил Форбос. – Держи, парень, пулемет покрепче и зови на помощь.

Сниффи сделалось не по себе. Вопреки совершеннейшим технологиям пулемет был для него чертовски тяжел. Его крошечный палец на огромном спусковом крючке уже немел. И что это за звуки? Неужели приглушенные длинным ворсом ковра приближающиеся шаги?

Похоже!

– Даю вам, проклятые европейцы, последний шанс! – завопил Сниффи во всю мощь своих детских легких. – Если вы еще здесь, немедленно сдавайтесь! Иначе – считаю до десяти и открываю огонь! Итак, один... два... три...

К середине 1990 года международные комментаторы выглядели растерянно. Холодная война пошла на убыль. Советский блок рассекретил свои спутники, и мир заметно потеплел. Иногда появлялось такое ощущение, будто мы все ступили в альтернативную реальность… по крайней мере, до того момента, пока Ирак не вторгся в Кувейт. Рассказ Брюса Стерлинга «Непредставимое » вновь воскрешает то время, когда холодная война уже дала необратимую трещину — в поистине альтернативной реальности, наполненной своими собственными демонами и кошмарами.

Еще со времен переговоров по вопросам стратегического вооружения в начале семидесятых политикой Советов стало проведение переговоров в собственных апартаментах — причиной, как подозревали американцы, был страх перед новой, ранее неизвестной техникой подслушивания.