Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

Ухватил разбойника за рубаху, на ноги поднял. Удержался тот, не упал снова. Пошатывается, глаза будто не наружу, а внутрь смотрят, ростом даже вроде как пониже стал, статью пожиже. Федот, в общем, да не тот. Но Илье некогда его рассматривать, поторапливаться надобно, чтобы в Киев еще засветло поспеть. Снял с седла веревку, — учила его Рада петлю метать, как это кочевникам свойственно, учила-учила, не выучила, — обмотал Соловью руки-ноги, поперек седла приспособил. Ничего, доберется. Глянул на стрелку — поднимать, нет? Не стал. Поправил на себе все — путь, должно быть, неблизкий, взгромоздился в седло.

— Ну, давай, соколик ты мой ясный. Вези напрямки в Киев-град. Да смотри, дорогу попрямей выбирай…

Прянул конь. Нипочем ему двоих нести, даром что от посвиста чародейного пятился. Так и добрались, без единой запиночки. Впрочем, нет, одна все ж таки приключилась. Не заметил Илья птицу глупую, лебедя черного, навстречу ему из облака вымахнувшего, налетел на него всей мощью своею, сбросил в сторону. А тот не из робких оказался, не стерпел обиды. Конь у Ильи — всем коням конь, немного таких сыщется на свете белом, чтоб с ним потягались, только лебедь этот, уж как — неизвестно, только догнал Илью и снова грудь в грудь сошелся. И так это ударил, будто из седла выбить хотел. Да где ж птице с богатырем совладать? Только крыло повредил, вниз повалился, кругами. Вот ведь дурень! Пожалел Илья птицу глупую, а мешкать из-за нее не стал. И то сказать, чего бы он с ней делать-то стал? Не к столу же княжескому везти…

…Велик и славен город Чернигов, а с Киевом ему вровень не стать. Хоть и приукрасила молва людская, смешала правду и кривду, обильно сверху выдумкой посыпав, однако ж не такое яство получилось, чтоб взять, и в окошко выбросить. Что стеной каменной белой, на солнце сверкающей, сплошь окружен, про то соврали, но вот о том, какова она… Издали город кажется, будто из земли растет. Ежели репу пополам разрезать, да половину на стол кверху выпуклостью положить, как-то так будет, коли по выпуклости этой самой щепок частоколом понатыкать. То есть когда ближе подъедешь, сразу видно становится, что стены как будто прямо из земли растут. И еще видно, дерево, из которых они сложены, за годы долгие прочнее камня стало. Друг к дружке до самого верху так прилегло, будто единое целое. Не стена — скала каменная.

Ров с водой такой ширины, что ежели скинуть с себя все, разбежаться как следует, да сигануть со всей мочи, как раз до середины, может быть, и долетишь. Дорог к городу ведет мало, всего две Илья и заприметил. Каждая — к башне с воротами. Всего же башен — не сосчитать, только остальные без ворот, и над стенами поменее вымахнули.

А еще река широкая с одной стороны его протекает. Конь Ильи ее выше по течению перемахнул, а не то пришлось бы перевозчиков дожидаться. По этой самой реке, должно быть, в царства заморские плавают, торг ведут.

Другая же река — тележная. Повозки на дороге, по которой Илья едет, и в город спешат, и из города. Туда — груженые, обратно — большей частью пустые. Всадники, пешие, меж ними затеряться недолго. Если б не глазел по сторонам, да на город, приметил бы, как на него народишко посматривает, который пешим ходом топает. Картина-то привычная: эка невидаль, дружинник княжеский кого-то на суд тащит, только многие невольно на себя этакую-то поездочку примеривают. Тяжела жизнь земледельческая, не зарекайся от сумы да от суда княжеского…

Возле ворот замешкался Илья. Три человека, коли один другому на плечи встанет, запросто войдут, верхний и головой не зацепит. Такие ворота, они не для удобства сделаны, для внушительности. Висят на полосах железных, шириною в три ладони каждая, а вокруг полос этих самых резьба по дереву дивная. Чего тут только нет, а чего есть — тому имени не знает. Ну, корабли там всякие, оно каждому известно, а вот звери-птицы чудные… У этого вон тело на волка похоже, однако ж не волк, а голова — как у орла, а у этой наоборот — тело как у птицы, а голова вроде бы как у волка, но не как у волка. И цветы еще: стебель как у подсолнуха, а сверху лепестки торчат во все стороны, заморское должно быть… И звери-птицы, наверное, тоже заморские, потому как у нас такие не водятся.

Сколько бы так стоял Илья, рот разинувши, неизвестно, поскольку шедшие в город обходили его стороной, не желая связываться с княжеским дружинником. По той же причине позади него остановилась пара телег, а сидевшие на них терпеливо ожидали, когда этот самый застывший столбом по неизвестной причине гридень соизволит, наконец, освободить дорогу. Добро, вмешались стражники, объявившиеся по ту сторону распахнутых ворот.

— Ну, чего встрял? Освобождай проход!..

Ну и, как водится, пару слов напутственных.

В другой раз Илья, понятное дело, спешился бы, да накостылял как следует по шее, но сейчас не стал. Тронул коня, дальше подался.

Думал, кончились чудеса, оказалось — нет.

С другой стороны глянул на стены, а они, оказывается, вон как хитро сделаны. Это снаружи холм земляной, внутри же — сруб на сруб поставлен, так, что самый нижний он землею как раз и скрывается. Тут тебе и стражники живут, и помещения всякие-разные для хранения чего надобно, и конюшни, и хлевы. Ишь, как хитро придумано.

Или взять вот их деревеньку. Она на холме под уклон, так что коли ливень, иной раз по улице не пройти — прямо посередине ровно река хлещет, промыла себе русло за долгие годы. Так, глядишь, когда-нибудь вместо улицы овраг образуется. И, — откуда только берется, давно б уже смыться ей должно было, — местами грязища непролазная. А тут, Илья поначалу и не понял даже. Промеж заборов бревна уложены. Плотно так, не шатаются, не проседают, почти как гать давешняя, только ухоженные. Он даже спешился, ведет коня в поводу, а сам ногой бревна пробует. И то еще удивительно, что народ спешит себе кто куда, кроме него под ноги никто и не смотрит.

А дома за заборами — все больше терема в два-три сруба вышиною. Не златоверхие, конечно, но от этого ничуть не менее красивые. Тут каждый хозяин кто во что горазд, в смысле маковок. Их, маковок этих, что грибов в лесу, и все разные. Илье как-то и невдомек было, какую красоту срубить можно. Видал в Чернигове, но там — опятам подобны, одна к одной. Здесь же одна на мухомор похожа, другая — на луковицу, третья — что клин, а из четвертой жердь торчит, на жерди — птица. Ставни — все резьбой украшены, столбы крылечные — тоже. У иных над воротами, что во двор теремный ведут, дуга расписная имеется, вот как у саней, только широкая; радугой переметнулась с одного столба приворотного на другой. Закрыты вот только, ворота-то. И калитка, что рядом с ними, тоже. У них в деревеньке такого не принято, чтоб ворота до темноты на запоре держать. Постройки же хозяйственные в каждом дворе, где терем, — те с избу размером.