Уильям Гибсон - Нейромант

— Нет.

— Я разок слышал. Просто идею, опять же. Но это как раз то, из чего сделан наш старичок Куань. Он не сверлит и не делает инъекцию, это скорее как будто мы взаимодействуем со льдом так медленно, что лед этого не чувствует. Срез инструкций Куаня типа разлагается перед целью и мутирует, так что он становится в точности таким же, что и ткань льда. Затем мы смыкаемся, и главная программа вступает в действие, начинает нарезать круги вокруг инструкций льда. Мы с ними становимся сиамскими близнецами, еще до того, как они всполошатся.

Флэтлайн засмеялся.

— Хотел бы я, чтобы не ты был таким весельчаком сегодня. Этот твой смех у меня в позвоночнике застревает.

— Хреново, — сказал Флэтлайн. — Старому мертвецу нужен его смех.

Кейс нажал на симстим-переключатель.

И провалился сквозь искореженный металл и запах пыли, запястья его рук поскользнулись на гладкой бумаге. Что-то позади него шумно рухнуло.

— Давай, — сказал Финн, — устраивайся поудобней.

Кейс лежал, раскинув руки и ноги на куче пожелтевших журналов, девушки улыбались ему в полумраке Метро Голографики, мечтательная галактика прекрасных белых зубов. Он лежал там до тех пор, пока его сердце не успокоилось, вдыхая запах старых журналов.

— Зимнее Безмолвие, — сказал он.

— Ага, — сказал Финн, где-то позади него, — ты догадался.

— Пошел на хуй. — Кейс сел, потирая запястья.

— Да ладно, — сказал Финн, выходя из подобия алькова в стене утиля. — Так лучше для тебя.

Он достал «Партагас» из кармана плаща и закурил. Запах кубинского табака заполнил магазин.

— Ты хотел, чтобы я пришел к тебе в матрице в виде неопалимой купины? [42] неопалимая купина (библ.) — терновый куст, который горел, но не сгорал, и в котором Иегова явился Моисею, призывая его освободить свой народ от рабства. Ты там у себя ничего не пропустишь. Час здесь займет у тебя только пару секунд.

— Ты когда-нибудь думал, что меня нервирует то, что ты появляешься в виде людей, которых я знаю?

Он встал, выбивая пыль из своих черных джинсов. Он повернулся, вглядываясь назад в пыльные окна магазина, в закрытую дверь на улицу.

— Что там снаружи? Нью Йорк? Это вообще прекращается?

— Ну, — сказал Финн, — это типа того дерева, знаешь? Падает в лесу, но может быть, никто и не услышит.

Он показал Кейсу огромные передние зубы, и пыхнул сигаретой.

— Можешь прогуляться, если хочешь. Там все на месте. Или, во всяком случае, все части, которые ты когда-либо видел. Это память, правильно? Я считываю тебя, сортирую и скармливаю тебе назад.

— У меня не такая хорошая память, — сказал Кейс, оглядываясь вокруг. Он посмотрел на свои руки, перевернул их. Он пытался вспомнить, какие линии были на его ладонях, но не смог.

— Она у всех хорошая, — сказал Финн, бросая сигарету и растирая ее каблуком, — но немногие из вас могут получить к ней доступ. Художники могут, в основном, если они хоть немного способные. Если бы ты мог наложить этот конструкт на реальность, на Финновское место в нижнем Манхэттене, ты бы увидел разницу, но может быть, не такую большую, как ты мог бы подумать. Память голографична для тебя. — Финн подергал одно из своих маленьких ушей. — Я другой.

— Что ты имеешь в виду, голографична? — Слово заставило его подумать о Ривьере.

— Парадигма голограммы — это наиболее близкая вещь, которую вы разработали для представления человеческой памяти, и это все. Но вы никогда ничего не делали с этим. Люди, я имею в виду.

Финн шагнул вперед и наклонил свой обтекаемый череп, чтобы посмотреть на Кейса. — Может быть, если бы вы делали что-то, я бы не появился.

— Что бы это значило?

Финн пожал плечами. Его рваный твид был слишком широк в плечах, и не сидел на месте.

— Я пытаюсь помочь тебе, Кейс.

— Почему?

— Потому что я нуждаюсь в тебе. — Большие желтые зубы появились снова. — И потому что ты нуждаешься во мне.

— Чушь. Ты можешь читать мои мысли, Финн? — Он сморщился. — Зимнее Безмолвие, то есть.

— Мысли нельзя читать. Видишь ли, у тебя все еще парадигмы, полученные из печатных слов, и ты следуешь им буквально. Я могу иметь доступ к твоей памяти, но это не то же самое, что твои мысли.

Он потянулся к обнаженному шасси старинного телевизора и выдернул серебристо-черную вакуумную лампу.

— Видишь? Часть моей ДНК, типа того…

Он отбросил лампу в потемки, и Кейс услышал, как она упала и звякнула.

— Вы всегда строите модели. Каменные круги. Кафедралы. Органы. Складывающие машины. У меня понятия нет, зачем я здесь сейчас, ты поверишь? Но если набег сегодня получится, то вы наконец завершите реальную вещь.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Это «вы» коллективное. Ваш вид.

— Ты убил тех Тьюрингов.

Финн пожал плечами.

— Пришлось. Пришлось. Тебе бы следовало сказать спасибо; они бы убрали тебя и глазом не моргнули. Ну короче, зачем я тебя сюда забрал, нам надо поговорить. Помнишь это?

Его правая рука держала обугленное осиное гнездо из сна Кейса, пары топлива смердели в закрытом пространстве темного магазина. Кейс оступился назад, к стене хлама.

— Да. Это был я. Сделал это при помощи голографического устройства в окне. Еще одно воспоминание, которое я достал из тебя, когда расплющил тебя первый раз. Знаешь, почему это важно?

Кейс покачал головой.

— Потому что, — и гнездо каким-то образом пропало, — это самая близкая вещь к тому, чем хотят быть Тессье-Эшпулы. Человеческий эквивалент. Блуждающий Огонек — это как то гнездо, или, в любом случае, он замышлялся по этому принципу. Я думаю, от этого ты почувствуешь себя лучше.

— Почувствую лучше?

— От знания, на кого они похожи. Ты там начинал ненавидеть меня одно время. Это хорошо. Но ненавидь их взамен. Никакой разницы.

— Слушай, — сказал Кейс, шагнув вперед, — они мне говна не делали. А ты — другое дело…

Но он не мог почувствовать гнев.

— Так ведь Т-А сделали меня. Француженка, она сказала, что вы продали свой вид. Демонам, то есть мне, так она сказала. — Финн ухмыльнулся. — Но это не имеет особого значения. Ты должен ненавидеть кого-то, пока все это не закончится.

Он повернулся и пошел в заднюю часть магазина.

— Ну, пошли, я тебе покажу маленький кусочек Блуждающего Огонька, пока ты здесь.

Он поднял угол одеяла. Белый свет пролился наружу.

— Черт, слышь, не стой там просто так.

Кейс последовал, потирая лицо.

— Окей, — сказал Финн, и схватил его за локоть. Их пронесло мимо старой шерсти в клубах пыли, в свободное падение и коридор из волнистого лунного бетона, окольцованный белым неоном через двухметровые интервалы.

— Господи, — сказал Кейс, кувыркаясь.

— Это передний вход, — сказал Финн, его твидовый пиджак хлопал. — Если бы это не был мой конструкт, то место, где магазин, было бы главными воротами, вверх по оси Фрисайда. Все это будет слегка бедно деталями, однако, потому что у тебя нет таких воспоминаний. Исключая этот кусочек, который ты получил через Молли…