Андрей Фролов - Жертвенные львы

Непостижимо, но Веберу удалось побить Большого Брата, заставить его признать поражение. И это на глазах у десятка «сорокдевяток» и нескольких 426-х! Похожий на стального дикобраза, Кипяток лежал на кушетке, стискивая кулаки.

Нарушить данное при всех слово он не мог. Даже если бы захотел. В структуре организации все равно нашлись бы те, кто внимательно следил за соблюдением традиций и исполнением неписаного кодекса. Даже если речь шла о чужестранце.

Поэтому Вебера пришлось отпустить. С тяжелым сердцем, все еще покачиваясь от нелегкой схватки, но Кипяток лично указал ему на дверь, стократно жалея о принятом вызове.

Чертов Вебер! О, когда Квон Пэн окончательно встанет на ноги с помощью лекарств, лечебных настоек и иглоукалывания, чужаку лучше покинуть комбайн. Потому что не таить злость и не искать мести Кипяток слова не давал. И если Вебер продолжит мешаться под ногами, суя свой уродливый нос не только в дела Триады, но и в саму суть «Императора Шихуанди», Большой Брат его уничтожит.

На этот раз без честных дуэлей, свидетелей и соблюдения правил. Закует в цепи, прострелит ноги, переломает пальцы, вырежет язык и медленно опустит в чан с кислотой, наблюдая за зрелищем с пиалой чая в руках.

Сейчас Пэн ненавидел чужаков – и Вебера, и лживого Йена – не так, как один человек способен ненавидеть другого. Его ярость была иного, гораздо более глубокого порядка. Так может ненавидеть божество. Всесильно, безгранично, дико, с единственной актуальной потребностью: убить. Наказать, заставить пожалеть о каждом прожитом дне, заживо вырвать из тела жилы и слить кровь, вынудить заклинать о пощаде…

– Большой Брат? – склонившийся в поясе «сорокдевятка» показался где-то на самом краю бокового зрения, привлекая к себе внимание. – У нас появились проблемы…

Кипяток похолодел, первым делом решив, что недостойным поражением накликал беду на все отделение «Союза». Пожилой терапевт, в этот момент бережно обрабатывающий его предплечье, и вовсе вздрогнул, от неожиданности потеряв меткость и болезненно уколов Квон Пэна в локоть.

Босс зашипел, вырвал руку, привстал на кушетке. Длинные гибкие иглы, пронзающие его лицо и руки, заколыхались диковинным жутковатым ковром.

– Какого дьявола?! – рыкнул он, но закушенная губа инфорсера Цзи указывала, что новость на самом деле достойна тревожить раненого Большого Брата. – Говори…

Теперь Кипяток заметил, что согнувшийся пополам «сорок девятый» был одним из наголо бритых машинистов «Союза трех стихий», посменно дежуривших за компьютерным терминалом «Кобры». Неприятная догадка ужалила Пэна куда больнее иголок безымянного старика, и новая вспышка злости сотрясла его широкие плечи.

– Мы зафиксировали проникновение во внутреннюю сеть комбайна, – прошептал рядовой так, словно наказание за взлом могло ударить и по нему. – Точечное, очень быстрое. Есть основания полагать, что машинисты Желтого Каракурта перехватили вторжение…

Кипяток сел на кушетке так стремительно, что пожилой целитель отшатнулся. Мышцы Пэна напряглись, превращаясь в стальные тросы, и вонзенные в плоть десятки игл отозвались болезненным ураганом.

Это они! Русские, с недавних пор считающие себя чуть ли не новой расой. Один из них, пусть неудачи преследуют их потомков еще сто веков, все-таки ринулся в сеть «Императора Шихуанди», чтобы ударить по электронным мозгам комплекса!

Скользкая гадина Денис Йен, обманувший Большого Брата россказнями про жертвенных козлят! Безумец, напугать которого не смог ни идущий по пятам Вебер, ни мощь «Союза Небес, Земли и Человека». Куда только смотрел кандидат Гао, позволив полукровке добраться до сети?!.

Повинуясь короткому жесту Цзи, целитель бросился к боссу, осторожно и быстро вынимая из его кожи иглы. Кипяток, бешено вращая глазами, этого не замечал, до свежих кровоподтеков кусая губы.

– Найти ублюдков! – прорычал он, не совсем четко выговаривая слова. На обнаженную грудь с татуировками упала капля слюны. – Разорвать на куски! Сгноить! Живыми взять, схватить! Доставить!

Он вскочил, похожий на разбуженную среди ночи огромную рыжую сойку. Завертел головой, и «сорокдевятки» услужливо кинулись к своему боссу со всех сторон, жадно ловя каждый взгляд.

– Смогли узнать, откуда вошел ломщик?!

– Да, Большой Брат! Кормовые зоны, уровень шесть, закрытый сектор. – Машинист, принесший безрадостную весть, все еще стоял поодаль, не торопясь разгибать спину.

Корма? На секунду Кипяток задумался так глубоко и неожиданно, что застыл на месте и позволил старику расторопно выдернуть из себя еще пару десятков иголок. Корма… Да, он что-то слышал о кормовых тайниках, где располагались резервные убежища военных. Территория никогда не входила в зону интересов «Кобры», а потому Пэн плохо знал, что именно скрывает шестой ярус.

Но решение принял мгновенно.

– Цзи, отбери людей! Человек пятнадцать, сам останешься за старшего. Отряд поведу лично я… – Он прищурился, повернувшись к оружейному хранилищу. – Что встали, ленивые свиньи?! Бегом несите мои доспехи и стволы!

Он собственными руками, в которых еще болтались тонкие железные иглы, вырвет сердце Йена. Главное, перехватить выродка до того, как в названные отсеки доберутся прихвостни Каракурта…

– Ребята, соберитесь, прошу вас! – Ибн Бармак ан-Тейшейра был не просто возбужден, он начинал злиться. – У нас остались считаные часы для работы, а вы ползаете, как сонные мухи! Рамон! Какого дьявола ты снял маску? Работаем, работаем, хорошие мои, рано расслабляться! Какого дьявола я давал вам полдня отдыха, если вы все равно похожи на улиток?!

Он бодро хлопнул в ладоши, но даже посторонний наблюдатель заметил бы, что этим группу не воодушевить. Устали все – от интервьюеров до монтажеров, и заставить журналистов работать активнее мог только действительно длительный отдых. Причем где-то вне угрюмых сводов китайского ПТК. Подальше от воздуха, пропитанного каменной и железной пылью, которой, казалось, насквозь пропахла кожа.

Буньип остро ощущал накопившуюся в людях лень, их апатию и отсутствие задора. Болтаясь с камерой по пятам режиссера, он послушно наводил объектив, куда ему указывали, но играть свою роль становилось все сложнее. Особенно под градом критики Ахмеда ибн Бармака, который поэтапно превращался во все более и более нетерпимого к промахам зануду.

Фокус, прицел, начало съемки. Он продолжал копить в памяти профессиональной камеры все новые и новые файлы, снимая, с его точки зрения, одно и то же. Маниакальное желание запечатлеть каждый уголок «Императора Шихуанди» начинало раздражать, а монотонность действий клонила в сон.