Вадим Панов - Продавцы невозможного

Огоньки не исчезали, Мертвому по-прежнему весело.

«Чему он радуется?»

– Коньяк великолепен.

– Благодарю.

– Почему Ахо решил вас убить?

Святой Мбота вернулся к кафрам.

«Ты хотел откровенного разговора? Уверен, что хотел?»

Джезе поиграл бокалом, любуясь искрящимся в электрическом свете коньяком, и очень мягко поинтересовался:

– Почему вы спросили?

– То есть вы не отрицаете?

– Почему вы спросили?

– Занзибар не является для меня источником больших проблем, – спокойно ответил Кауфман. – Но если здесь вспыхнет война между вашими противниками и вашими сторонниками, мне придется уничтожить и тех и других. Или только тех. Я должен понимать, как действовать, а отсюда вопрос: почему Ахо решил вас убить?

Мертвый ясно дал понять, что не отступит.

«Какого черта? Уж кто-кто, а высший офицер СБА наверняка знает о наших разногласиях!»

О том, что два самых авторитетных и уважаемых лидера церкви терпеть друг друга не могут. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто стоит за сегодняшним покушением.

Папа был реалистом, он искал поддержку не только среди архиепископов, но наводил мостики взаимопонимания с главами государств, с политиками, с крупными промышленниками – с сильными людьми из стран Католического Вуду. Однако ему впервые предстояло говорить о своих проблемах с человеком, не имеющим никакого отношения к миру, построенному святым Мботой.

Или не предстояло?

Не пора ли попрощаться с директором Кауфманом?

– Мы перестали доверять друг другу, – честно ответил Папа.

– Почему?

– Это долгая история. И вас она не касается.

Но Кауфман продемонстрировал, что мама вырастила его не только любознательным, но и въедливым.

– Ваши миссионерские поездки начались чуть больше полутора лет назад. Вскоре после того, как вы пережили первое покушение.

– Рана, от которой я долго лечился, не имеет отношения к покушению.

– Вас ранили во Франкфурте во время «Альпийского кризиса». А я говорю о покушении, что случилось шестью месяцами позже.

– Вы прекрасно осведомлены.

– Это моя работа, – скромно отозвался Мертвый.

– Ваша работа – Москва, – резковато бросил Папа. – Франкфурт и Католическое Вуду вас не касаются.

И тут же подумал: «А он, оказывается, умеет улыбаться!»

Причем – очень красиво улыбаться. Ироничное выражение, которое Мертвый умело напялил на лицо, запросто подошло бы рекламному плакату: «Удаленный психоанализ. Читаю мысли на расстоянии».

– Я ведь говорил, что любознательный, – напомнил Кауфман. – А еще – я сам устанавливаю границы своих интересов.

– Не думал, что офицеры СБА столь самостоятельны.

– Не все.

– Приятно слышать.

Бутылка постепенно пустела. Мертвый сделал довольно большой глоток и продолжил:

– Признаюсь, первое покушение на вас стало для меня полной неожиданностью. Я заинтересовался. Каждое утро пересчитывал архиепископов, предполагая, что начались внутренние разборки и скоро вы предпримите ответные действия, но время шло, а война так и не случилась. Вместо этого вы принялись разъезжать по миру с пастырскими визитами, однако ни разу не появились в Новом Орлеане. Вот я и сделал вывод, что ваш враг – Ахо. Вербуете сторонников?

– Несу пастве слово Иисуса Лоа.

– За полтора года вас пытались убить трижды. Сегодня – в четвертый раз. Вдруг следующее покушение станет удачным?

– А вдруг нет?

– Почему вы пошли против Ахо?

– Потому что у меня не было другого выхода.

– Он почувствовал в вас угрозу?

Огоньки вдруг исчезли, однако лед уже подтаял. Мертвый смотрел не холодно, а заинтересованно, очень внимательно. Потеплевший ледник призывал: «Я пришел сюда ради этого разговора, не закрывайся, Джезе!»

Мбота старательно вещал кафрам, а духи Лоа по-прежнему толклись у дверей гостиной.

Что за человек сидит в кресле напротив? Какую игру он затеял?

– Мы перестали доверять друг другу, – повторил Папа. Помолчал, но все-таки решился развить ответ: – Произошло событие, после которого мне стало трудно, практически невозможно подчиняться Ахо. Хотя я обязан. – Пауза. – Я впитал в себя Католическое Вуду, Макс, я верен учению Мботы и поэтому долго боролся с собой. Хотел вернуться в прошлое, в то время, когда я был послушен и предан Ахо. Но духи Лоа не позволили мне успокоиться. Духи Лоа любят свободных и сильных. Склони я голову – перестал бы быть собой, потерял бы уважение всех Тринадцати Пантеонов. От меня осталась бы лишь оболочка… – Папа долил себе коньяк, глотнул. – Я надеялся, Ахо поймет, что происходит, и сохранит статус-кво: он не трогает меня, я не трогаю его. Но он подослал убийц. И тем не оставил мне выбора.

– Надеетесь его сместить?

– Я планирую его сместить, – жестко и уверенно произнес Папа. – Чувствуете разницу?

– Новому лидеру требуется интересная программа.

– В Католическом Вуду назрели перемены.

– Это общие слова, – покачал головой Мертвый.

– Тем не менее на них откликаются. Ахо тупо придерживается линии, прописанной Мбота. Но мир меняется, и, если мы не хотим потерять влияние, нам следует об этом помнить. Я знаю, что нужно делать, и люди идут за мной. Я привлекаю новых последователей, а вот Ахо этим похвастаться не может.

– Детали программы раскрываете только архиепископам? – осведомился Кауфман. – Попробуйте представить, что я – один из них.

Горячие слова о пастве Мертвый оставил без внимания.

– Откуда столь пристальный интерес? – прищурился Папа.

– Я еще не решил, на кого буду ставить.

– До Москвы долетят лишь отголоски сражения, – махнул здоровой рукой Джезе. – Либо здесь будет тихо, либо здесь тихо поменяется архиепископ.

– А до Станции?

«Так вот в чем дело!»

Папа осекся.

– Я строю Станцию, Джезе, – с напором произнес Мертвый. – Я, выражаясь вашим языком, меняю мир. Через несколько месяцев я окажусь под колоссальным давлением, и мне необходимы друзья. Страны Католического Вуду – это весомая сила. Ваше мнение не могут игнорировать ни Исламский Союз, ни Китай – никто. И я был бы не против договориться.

«Станция. Как я мог о ней забыть?»

Потому что не столь опытен, каким хотел казаться. Потому что сосредоточился на том, что внутри, совершенно позабыв, что собрался стать фигурой международного масштаба. Католическое Вуду – не клуб по интересам, его лидер – игрок планетарного уровня, и другие игроки не останутся безучастными к перестановкам.

«Мертвый – игрок?»

Даже не президент СБА, а всего лишь директор одного из филиалов.

«Он строит Станцию, – напомнил себе Джезе. – Он строит Станцию, на которую смотрит весь мир. Да, он – игрок».

– Почему вы не пришли к Ахо? – пробормотал Папа. – Сейчас он настоятель храма Иисуса Лоа.