Вадим Панов - Поводыри на распутье

– Я делать.

Дрогас оторопел:

– Будешь перерисовывать план?

Китаец вежливо улыбнулся, показывая, что оценил шутку варвара, и неспешно изобразил на листе пару иероглифов.

– Ты меня ждать в кресло. Не ходить – опасно. Курить – да.

– А ты?

Ван не ответил.

Он вернул свои пожитки в сумку, взял лист с иероглифами в обе руки, прошептал несколько слов, приложил бумагу ко лбу, сделал шаг, и…

Исчез.

Шаг, которого не увидел Дрогас, привел Вана в спальню Макферсона.

Оказавшись в комнате, китаец на несколько секунд замер, напряженно прислушиваясь к спокойному дыханию спящих, затем извлек баночку с тушью, кисть, бесшумно подошел к двери и написал на ней иероглиф «тишина». Вернулся к кровати и осторожно, едва касаясь кистью кожи, по очереди изобразил на лбах Макферсона и его подруги иероглифы «спать».

Теперь ему никто не мог помешать.

Ван спрятал кисть и баночку в сумку, вытащил деревянный футляр, внутри которого были аккуратно разложены серебряные и золотые иглы, потер руки, сосредоточился, внимательно глядя на Шотландца, глубоко вздохнул и принялся осторожно втыкать иглы в тело Макферсона.

Двадцать минут показались Дрогасу вечностью.

Услышав приказ китайца, Стефан возмутился, хотел даже окрыситься на нахального поднебесника… Однако неожиданное исчезновение Вана вывело Дрогаса из равновесия. Некоторое время он неподвижно сидел в кресле, шепча: «Я не сплю. Я не сплю…» Затем закурил, с трудом вытащив дрожащими пальцами сигарету из пачки.

Затем сумел успокоиться.

Люди, которым доводилось общаться со Стефаном, отмечали феноменальную крепость его нервной системы, позволяющую Дрогасу сохранять хладнокровие в самых сложных ситуациях. Вот и сейчас, став свидетелем необыкновенного происшествия, Стефан опомнился достаточно быстро. Дрогас запретил себе думать над тем, свидетелем чего стал: колдовства, гипноза или применения новой техники, и просто ждал развития событий. Когда же Ван вновь появился в комнате – выплыл из воздуха в самом ее центре, – спокойно поинтересовался:

– Все в порядке?

Китаец с уважением посмотрел на Стефана, устало потер глаза и кивнул:

– Острая сердца нет.

«Острая сердечная недостаточность», понял Дрогас.

– Во сне умереть. Следа нет. Утром найти.

– Хорошо, – одобрил Стефан и выстрелил Вану в голову.

Пистолет он вытащил заранее и скрыл от китайца небрежно брошенным на подлокотник пиджаком. Убедившись, что не промахнулся, Дрогас поднялся с кресла, подошел и трижды выстрелил Вану в грудь. Для верности. Мало ли на что способен растворяющийся в воздухе поднебесник?

К большому облегчению Стефана, собирать разбрызганные по комнате мозги и латать простреленное сердце желтопузый не умел.

Дрогас аккуратно обошел труп – о нем позаботятся доверенные люди, – убрал пистолет в кобуру, вытащил коммуникатор и набрал номер Моратти:

– Все в порядке.

– Уверен?

– Вану можно было доверять?

Моратти усмехнулся, услышав акцентированное «было», но ответил серьезно:

– Да.

– В таком случае – острая сердечная недостаточность. Наш друг умер во сне.

– Вот и хорошо, – рассмеялся Ник. – Одной проблемой меньше.

– Знаете, – негромко произнес Стефан, – я здесь такое видел… Не поверите.

– Поверю, – пообещал Моратти. – Возвращайся в Цюрих – поговорим.

– Я видела отчеты, – сухо произнесла Пэт. – В Москве Деда сопровождала женщина. Капитан ОКР Эмира Го.

Путешествие на катере и дальнейший путь позволили девушке немного успокоиться. Незнакомец перестал вызывать у нее страх – если бы хотел убить, убил бы сразу, однако место, в котором они оказались, вызывало у Пэт неясную тревогу.

Эмир – пока девушка решила называть его так – привез ее в старый коллектор, в одно из гигантских подземных сооружений, построенных во время стремительного – в разы – увеличения населения Анклава. Завел внутрь, заставил спуститься по грязной лестнице, и сейчас они находились на небольшой, скудно освещенной парой лампочек площадке, одна из сторон которой заканчивалась черным провалом, даже не ограниченным перилами. Дорога в никуда. Бетонный колодец уходил в глубь земли метров на сто, а диаметр его составлял не меньше тридцати. Внизу колоссальной трубы скапливалась зловонная масса, из-за которой пришлось вставить в ноздри специальные фильтры.

Место для разговора Эмир подобрал, мягко говоря, странное, но взявшая себя в руки Пэт твердо решила докопаться до правды и переборола гнетущее впечатление.

– Ты мне врешь.

– Это называется стереть, – грустно улыбнулся Урзак.

– Стереть? – не поняла девушка.

– Меня вычислили через неделю после смерти Романа, – вздохнул Хасим и пояснил: – У Мертвого отличные дознаватели. Затем Кауфман договорился с моим руководством… Не знаю, какую плату он предложил, но ОКР сдал меня с потрохами. Мне предложили договориться по-хорошему – я отказался. Меня попытались убрать – я сумел скрыться. Тогда они полностью переписали мое досье… – Банум прищурился. – Как ты могла принять разряженную курицу за боевого офицера?

Девушке стало чуточку стыдно.

– Я потерял руки на китайской границе, – веско сообщил Хасим. – И остался в строю. Я считался одним из лучших сотрудников ОКР. И я потерял все. Из-за тебя.

– Извини. – Однако сомнения оставались. – Но я не понимаю, для чего потребовалось менять тебя на женщину? Это кажется бессмысленным.

– Только на первый взгляд, – спокойно ответил Банум. – Я тоже терялся в догадках некоторое время, а потом вспомнил составленный СБА твой психологический портрет: женщине гораздо проще завоевать твое доверие.

Некоторое время Пэт размышляла, после чего мысленно поаплодировала психологам Службы.

– Как ты узнал о встрече на карнавале?

– Я ведь оставлен присматривать за тобой, – напомнил Хасим. – Даже после перехода в подполье у меня сохранились крепкие связи и в ОКР, и в СБА.

– И от убийц ты ушел, – задумчиво продолжила девушка. – А ведь наверняка к тебе послали опытных профессионалов… – Пэт нашла в себе силы улыбнуться: – Ты супермен?

– Почти, – серьезно ответил Банум. – Видишь ли, Петра, служба в ОКР – это не все, чем я занимаюсь. Есть другие достоинства, узнав о которых Роман решил доверить твою безопасность именно мне.

– Какие?

Девушка устала, мечтала о кресле, диване, простой скамье, перевернутом ящике, в конце концов, но на площадке не было ничего подходящего. Приходилось стоять.