Вадим Панов - Поводыри на распутье

– Огонь все сделает, – пообещал Мишенька. – Больше эта сволочь не встанет. – Помолчал. – Его здорово измотали внизу. Он устал. И огонь все сделает. Конец.

И развернулся к открывшейся двери.

Первой появилась девушка в грязном бальном платье.

«Патриция Грязнова», – машинально отметил Грег. И тут же сообразил: «Петра Кронцл!!»

Девушка остановилась, придерживая дверь, и на улицу вышел Кирилл, неся на плечах слугу.

«Все семейство в сборе».

– В «Пирамидом»! – отрывисто приказал антиквар. – Очень быстро!

– Конечно, господин Грязнов!

Мишенька бросился к вертолету, а Грег поймал себя на мысли, что ничуть не удивлен таким поведением дознавателя.

Ну вот ни капельки не удивлен.

Его последним заданием на тот день было отвезти домой Патрицию. Почему он? Почему только ее? Слоновски не задавал вопросов, знал, что скоро ему все объяснят. Пришел в комнату, в которой, завернувшись в одеяло, сидела девушка, велел спуститься в гараж.

А сам задержался.

Кое-что Грег желал узнать немедленно.

Он отыскал Щеглова и коротко спросил:

– Ты бы взорвал?

В ответе не сомневался.

– Да.

А потому ударил Мишеньку еще до того, как тот закрыл рот. Ударил не очень сильно, но чувствительно. Ударил не потому, что хотел завязать драку, а потому что должен был ударить. Потому что сам хотел решать, когда, как и за что умереть.

Щеглов все понял. Потер скулу, на которой стремительно набухал синяк, и усмехнулся:

– Любой ценой, Грег, любой ценой.

Впервые Олово пришел в себя в вертолете. Раскрыл невидящие глаза, простонал что-то и вновь провалился в забытье.

Когда очнулся в следующий раз, то понял, что лежит на диване. Не на больничной койке в палате, а на обычном кожаном диване. Лежит, пачкая кровью дорогую обивку. Неподалеку, как раз в поле зрения Олово, находилось большое, в человеческий рост, зеркало в старинной бронзовой раме, возле которого стоял Кауфман.

Увидев, что раненый пришел в себя, Максимилиан усмехнулся и направился к дивану.

В голове Олово было ясно-ясно. И каждая деталька: пуговица на рубашке Кауфмана, бронзовые завитушки рамы, решетка вентиляции, горящие на настенном мониторе диоды, каждая мелочь – отчетливо. Олово понял, что умирает.

– Будет больно, – предупредил Макс и принялся стягивать перчатки.

– Я-а хочу покоя, – прошептал слуга.

– Покоя во тьме?

– Я-а хочу покоя.

– Раствориться в Вечном забвении?

– Я уста-ал. – Олово отвернулся. На его глазах блеснули слезы. – Я очень уста-ал, мастер. Я-а снова у черты. Вы помога-аете, но рискуете… Ва-м тяжело, мастер. Я-а тяну ва-ас за собой.

И приник взглядом к обнажившимся кистям Кауфмана.

– Вечное Забвение, Олово, – жестко напомнил Мертвый. – Ты ведь знаешь, что не просто умрешь – ты вернешься на алтарь. Пройдешь жертвоприношение до конца…

– Это мой Путь, – едва слышно прошептал Олово.

– Ты – последний из Гончих Псов, ты унесешь с собой всех братьев. Навсегда. Разве они заслужили этого?

Олово не ответил.

– Будет больно, – повторил Максимилиан и возложил руки на умирающего друга. – Будет очень больно, Пес.

Олово закричал.

– Удивительное дело, – с легкой улыбкой произнес генерал Кравцов. – Ты опять совершила подвиг.

– Служу России! – по-уставному рявкнула капитан Го.

– Эмира, – мягко сказал Кравцов. – Зачем так официально? Присаживайся.

Девушка кивнула и расположилась в кресле.

– Так-то лучше.

Кравцов взял со стола бумагу, пробежал взглядом по строчкам. Пробежал быстро, по диагонали, было видно, что он прекрасно помнит, что написано в письме, но специально держит паузу.

– Московский филиал выражает тебе благодарность за неоценимую помощь, которую ты оказала сотрудникам СБА во время покушения на директора… – Генерал пристально посмотрел на девушку: – Ты была ранена?

– Участвовала в задержании преступника.

– Как самочувствие?

– Сказали, что нужна неделя для реабилитации.

– Получишь, – пообещал Кравцов. – А пока объясни, как ты оказалась на Стрелке? Входной билет тебе не по карману. Да и платье твое я видел – богатое платье.

– Все устроил Банум, – ответила Эмира, глядя Кравцову в глаза. – Это он оплатил и билет, и платье, и драгоценности.

Генерал вновь улыбнулся. Помолчал, после чего с прежней мягкостью обронил:

– Странное имя… Кто это?

Капитану не потребовалось много времени, чтобы понять изменившиеся правила игры.

– Банум – мой любовник, господин генерал. Был моим любовником. К сожалению, его тоже ранили во время покушения, и врачи не успели…

– В таком случае не будем о нем говорить, – остановил девушку Кравцов. – Благодарю за службу, капитан.

– Служу России!

– В каждой Традиции есть люди, которым боги даруют больше сил, чем остальным. – Мамаша Даша с улыбкой посмотрела на сосредоточенных девушек. – Ты, Матильда, умеешь чувствовать. Твои руки останавливают кровь и даже заживляют раны…

– Не заживляют, – покачала головой девушка, припомнив, как пыталась помочь Эмире. – Капитан Го умерла бы на моих чудесных руках, не подоспей врачи…

– Не требуй слишком многого сразу. Ты научишься. – Гадалка помолчала. – В одних Традициях нас называют шаманами, в других – колдунами, в третьих – святыми. Где-то почитают. Где-то преследуют. Но, несмотря на различия в названиях и положении, мы были всегда и будем до тех пор, пока существует само понятие – Традиция. Мы неотъемлемая часть ее. Несем ли мы добро или зло, довольство или мор, приносим в жертву зерно или кровь, мы – свидетельство того, что Традиция жива. Ее проявление.

– А что смогу я? – хрипло спросила Пэт. – Тоже исцелять?

Мамаша Даша внимательно посмотрела на девушку.

К облегчению гадалки, Пэт достаточно спокойно восприняла известие о том, что Иржи Кронцл не был ее родным отцом. Видимо, чувствовала в глубине души, что бездарный и бестолковый чех не был способен породить столь яркую личность. И единственный вопрос, который ее мучил, являлся:

«Почему Кирилл скрывал от Деда свое отцовство?»

«Грязнов значительно старше твоей матери, Пэт. Роман ни за что бы не одобрил союз. Признание положило бы конец дружбе…»

Так объяснил Кирилл. Так объяснила Мамаша Даша.

– А что смогу я?

– Порой среди нас рождаются Избранные. Те, которым позволено говорить с богами. Те, которые способны встать рядом с богами. И даже… стать богами. Урзак разорвал вечное колесо, не позволил замкнуться кругу, и нам предстоит потрудиться, чтобы выправить ситуацию. Нам предстоит возродить Традицию. И ты, Патриция, тот самый человек, которому по плечу это сделать.

Мамаша Даша положила ладонь на руку девушки, вздохнула. Теперь старуха окончательно поняла, что имел в виду Кирилл, говоря, что у него еще нет Петры. Всего несколько дней назад они были чужими. Жили рядом. Ели вместе. Но оставались на расстоянии. Теперь же девушка верила. Кириллу верила. В Кирилла верила. Стояла рядом с ним.